Спали некоторые хищники, которые выберутся только ночью.
Не спали проснувшиеся когда-то от дуновения магических ветров мертвые воины, которых похоронили честь по чести в полном облачении — или же наоборот, забыли похоронить, так как остались их тела не найденными, остались кости гнить в безвестности.
Спали отдыхающие смены производств, часть из которых шумела круглосуточно.
А дальше шума становилось только больше. Центром жизни выступала небольшая долина у стен бывшей горной твердыни, которая просто состояла из шума. Шумели рабочие на ремонте предкрепостного укрепления, более тихо шумели рабы на расчистке остатков поселения (особенно когда среди грязи и комьев земли попадалось что-то ценное и его «товарищи» зачастую скопом стремились отнять это, а уж когда подключались взбешённые надсмотрщики…), тут же торговались за очищенный камень и прочие б/у материалы свободные жители, желающие жить на поверхности, шумели тренирующиеся разновидовые отряды, стучали каблуками или когтями по камням быстрые гонцы, ревел загоняемый скот в ворота Каменного логова, где шума становилось даже ещё больше — потому как из-под крепких сводов ему некуда было деться, кроме как нестись по тоннелям, отражаясь и смешиваясь.
Тут разноплеменного народу чуть ли не больше было — не было ещё частных жилищ и многие жили на улицах/в тоннелях. И вот все они: знатные бетты, и омеги-дармоеды, мутные гаммы из разных отрядов/ордо да людишки из наёмников и пленных всадников, просящие еду неудачливые калеки-ветераны, торговцы и заклейменные рабы беспрестанно галдели, а также, спрятавшись, чтобы никто не увидел и не сдал стражам-хвосторезам, справляли большую и малую нужду за что, попавшись, можно было попасть на самые паршивые работы).
В просторных, но ещё довольно грязных залах шли тренировки молодых, имеющих все конечности крыс обращению с различными, как говорят их зеленокожие соседи — «пырялами».
Легкой дрожью породы откликаются взрывы в отдаленных лабораториях.
В одном из пахучих закутков, среди луж мочи, несколько тёмных фигур оглядываясь обменивали странно выглядящий нож на мелкий мешочек с камнем искажения.
В самых глубинах твердыни, за едва светящимися печатями на бронзовых дверях раздавались тихие стоны, рычание, скулёж и вой (причём одновременно) и не зная о том, что там находятся запечатанные вымершими местными жителями демоны, насланные их «родственниками» — об этом можно было бы догадаться, а так принять за зверинец.
Вернувшиеся с раскопок выжившие расхитители могил пытались найти кому бы выгоднее продать найденные штуки, не предполагая даже о том, что вообще они нашли.
Многие толпились в местном главном кабаке, отделившемся от «Рыгаловки» — «Тошниловке» ожидая, когда разрешат войти. А там уж из-за полога, заменяющего дверь, тянуло запахами жареного мяса, варёных корений, спёкшейся на вертелах шерсти и волос, перебродившим кислым пивом.
Бормоча молитвы и матерясь, окровавленный Хьяльти, прикрепивший на свои одежды самодельную печать чистоты, сшивал рваный укус повизгивающему крысу.
Матерился и Дух Горы на всё племя хвостатых чудовищ и на отдельных его представителей в частности:
— Не трогай, паскуда, резьбу! Это, мать твою, работа мастера Родера! Чтоб у тебя размножалка отсохла!
По извилистым коридорам хвостатые жители протащили на волокушах дохлую тушу какой-то твари для профессора Мартина Тассе, как многие считали — живодёра, а потому всеобщего любимца. То, как крысолак орудовал скальпелем вызывало их неподдельный восторг.
А за ними, отдавливая хвосты, прокатился обоз с порохом — и не дай боги кому-то косо посмотреть на них, не то что кинуть камень в наглецов: ныне всё пороховое производство было в почёте у главного колдуна/зубера Струха Шипа и вообще — у самого владыки, или как его ещё называли на имперский манер люди — хершера.
Впрочем, вскоре показался и он. Окруженный разнородной суетящейся свитой и группой то ли воспитанников, то ли сыновей он вышагивал важно — порой приветствую отдельных существ. Те сразу поднимали свои носы выше остальных — но, конечно же, гораздо ниже уровня хершера.
Тишина. Такая, от которой замирает сердце и становится тесно в груди. Мужчинам не надо объяснять это чувство. Все понимали, что сейчас произойдет серьезная схватка. Их было две группы — крысы и люди. Хвостатая мерзость и короткозубые уродцы, как они называли друг друга. Несмотря на разность, они были похожи — угрюмые лица и морды, бряцающие от движений доспехи, оценивающие врагов глаза.
Налитые кровью глаза, сплевывают слюну, угрожающие гримасы и горловое шипение.