Оборотень тем временем рвал зеленокожих, как волк — овец. Его когти рассекали одежду и ломая некачественные элементы защиты, у кого они были, а челюсти ломали кости, как сухие ветки. Один орк попытался ударить его топором, но оборотень поймал лезвие лапой, вырвал его и вогнал древко в глотку владельца. Гоблины, эти трусливые крысы, кидали ножи, стреляли из луков и вопили, но их удары только царапали её шкуру, а она отвечала, разрывая их на куски. Ущелье превратилось в бойню: кровь текла рекой, тела громоздились, и всюду была вонь смерти.
Когда появился мой старый знакомый, я не сразу заметил, увлеченно разрывая когтями гоблов, а одного обхватив за шею хвостом.
А тот рванул к оборотню, как таран. Его рубило взлетело, и я увидел, как оборотень, занятый разрыванием очередного гоблина, не успел среагировать. Иззубренное лезвие врезалось в бок, разрывая шкуру и мышцы. Кровь хлынула, тёмная, почти чёрная, и оборотень взревел, отшатнувшись. Шрам не остановился — он ударил снова, целя в горло, но оборотень успел отбить удар когтистой лапой, оставив на лезвии глубокие царапины, но повредив себе руку.
Я рванулся к нему, сечка в руке сверкнула, и я рубанул врага по спине. Лезвие вгрызлось в его доспех, но не пробило, хотя заставило сделать несколько шагов вперед. Быстро развернувшись ко мне, он оскалился и сплюнул:
— Хершер, ты — следующий!
Шрам был здоровенным. Однозначно он был больше, чем когда я видел его последний раз. А вот глубокий, зигзагообразный шрам, пересекающий его башку от лба до подбородка, сделанный Хрезкачем не изменился.
Оборотень, хромая, снова бросился на Шрама. Его когти рванули воздух, но орк был быстрее — рубило вонзилось в плечо оборотня, и тот зарычал, падая на одно колено. Правда это дало мне возможность вонзить сечку в бедро Шрама. Кровь брызнула, но он только захрипел и ударил меня кулаком в грудь.
Зеленокожие вокруг завыли, почуяв слабину, бросились на меня.
— Я сказал — он мой! — проревел Шрам и зеленокожие послушно остановились. И уже мне:
— Конец тебе, крыса.
Я сплюнул кровь и оскалился в ответ:
— Попробуй, зелёномордый. Я тебе нос откушу.
Нельзя было показывать слабость, но я уже устал и был голоден. Плохо чувствовал пальцы, сжимающие сечку, не помнил где потерял второй топорик, ноги подрагивали.
Морду Шрама украшали крупные клыки (самые крупные из присутствующих), выступающими из нижней челюсти, придающими ему еще более свирепый вид. Его маленькие, глубоко посаженные глаза горели яростью и жаждой битвы. Нос, сплющенный и покрытый рубцами, говорил о многочисленных переломах, полученных в жестоких схватках. А не защищенные железом руки — сплошное полотно боевой биографии: затянувшиеся рубцы, грубо сшитые порезы.
Рубило, длинный клинок с зазубренной кромкой покоился на его плечах. Лезвие выглядело так, будто им недавно, до оборотня, вспороли чью-то тушу.
Я скользнул взглядом по окружающей местности. Узкий уступ, обрыв, острые валуны, горная река внизу. Не лучшая позиция.
— Ты же убежал тогда. — сказал я. — Я рассчитывал, что ты сдохнешь где-нибудь в пустошах, а не вернёшься жирным вонючим кабаном.
— Я победил тебя! Шрам победил умом до того, как взял рубило.
— Пока твоя тактика — это «беги и обосрись», но даже с этим не справляешься!
— Ты много болтаешь!
Он заревел, и рванул на меня. Его длинное рубило взлетело, рассекая воздух с таким свистом, что уши заложило. Я нырнул влево, и лезвие врезалось в камень, выбив искры и осколки, что хлестнули меня по морде. Я ответил, рубанув сечкой по его боку, но лезвие скользнуло по ржавой кирасе, оставив лишь царапину. Шрам хохотнул, будто я его пощекотал, и ударил снова — рубило свистнул над моей головой, задев шлем. Металл зазвенел, в ушах загудело, но я был жив.
— Это всё, зелёный? — прорычал я, прыгая вперёд. Моя сечка метила ему в шею, но он вскинул плечо, и лезвие чиркнуло по наплечнику, высекая искры. Шрам не терял времени — его клинок обрушился, как молот, целя мне в грудь. Я успел подставить сечку, но удар был такой силы, что руки задрожали, а лезвие треснуло, как сухарь. Я отскочил, чувствуя, как кости ноют от вибрации.
— Хрен тебе, — сплюнул я, бросая обломок сечки ему в морду. Он дёрнулся, а я рванул к нему, врезав кулаком в его челюсть. Клыки клацнули, один отлетел, но Шрам только мотнул головой и ответил локтем. Удар пришёлся в мой нагрудник, металл прогнулся, и я отлетел, врезавшись в скалу. Дыхание вновь сбилось, но я уже вскакивал, хватая с земли зазубренный кинжал, валявшийся рядом с дохлым гоблином.