Суша-мальчик, ты покидаешь меня?
— Клист!
Арунис выпрямился, ошеломленный:
— Что это? Клист?
Голос уже исчез, а тепло от ракушки мурт-девушки было очень слабым. Но это прикосновение чистой тоски — Клист все еще с ним, все еще следует за «Чатрандом»! — дало Пазелу силы оторвать взгляд от глаз Аруниса.
Мечта о Брамиане исчезла. Холод отступил, и сила вернулась к его конечностям. Затем Пазел увидел напряжение на лице Аруниса и пот на его лбу. Заклинание стоило чародею больших усилий, но оно не сработало.
И теперь Пазел разозлился — разозлился так, как никогда в жизни. Он впился взглядом в чародея, который стоял, покачиваясь, поперек его пути, согнувшись пополам и тяжело дыша.
— Для чего все это, Арунис? — требовательно спросил он. — Ты хочешь править миром — почему? Ты все равно останешься гнилым зверем, полным ненависти, лжи и уродства. Ты все равно останешься самим собой.
Арунис с трудом держался за канаты, но в его измученных глазах появился странный блеск.
— Нет, не останусь, — сказал он.
Но Пазел уже не слушал:
— Это ты должен сойти в Брамиане. Величайший маг Алифроса! Давай, уходи с моего пути.
Слабо покачиваясь, Арунис покачал головой. Пазел больше не мог этого выносить: он наклонился вперед, схватил пальцы Аруниса и легко оторвал их от веревки.
— Наулдрок!
Голос мага хлестнул по разуму и конечностям Пазела. Он почувствовал, что его отбрасывает назад. Он отчаянно вцепился в канаты, споткнулся, зацепился за бушприт — и там замер. Его пальцы онемели, тело стало слабым и безжизненным. Тепло от ракушки Клист исчезло.
Арунис выглядел еще хуже, чем чувствовал себя Пазел. Он мог бы быть человеком, пораженным изнуряющей болезнью, слишком слабым, чтобы делать что-то большее, чем держаться за канаты, но в его глазах светился триумф. Сделав еще несколько судорожных вдохов, он обрел дар речи:
— Ты сейчас умрешь, червяк. Я бы предпочел задушить тебя, но это было бы замечено, а ты и так доставил мне достаточно хлопот.
Чародей заставил себя выпрямиться.
— Я тот, за кого себя выдаю5, — сказал он. — Кто более велик, чем Арунис? Твоя мать, которая превратила тебя в припадочного? Могучий Рамачни? Но они не проявляют никаких признаков того, что придут тебе на помощь. И где, если на то пошло, Нипс и твоя прекрасная Таша? Похоже, о тебе вообще никто не думает.
Пазел знал, где Таша — в своей каюте, читает Полилекс и утешает все еще напуганную Марилу. Она не будет искать его, это правда — он снова был груб с ней, не в силах забыть угрозу Оггоск. Нипс тоже не придет: он слишком разозлился на матросов, которые отвергли их помощь. И даже если дозорные или люди на мачтах наблюдали за ними — они наверняка должны были наблюдать — что они заметят? Арунис не поднимал на него руку.
— Да! — сказал колдун. — Мужайся, Паткендл. В конце концов, у тебя нет друзей.
Пазел едва сумел поднять глаза. По трапу на бак поднимался последний человек на земле, которого он хотел бы видеть: Джервик. Более старший смолбой остановился, чтобы поговорить с дозорными, и настороженно посмотрел на Аруниса.
— Ты скоро не сможешь держаться за веревку, — сказал маг, — и упадешь в море. К тому времени я буду в своей каюте. Но у меня есть для тебя несколько мыслей, которые ты должен обдумать, прежде чем упадешь.
Конечно, тебя на гибель обрекла твоя собственная гордость. Чувствовал ли ты себя защищенными заклинанием Рамачни? Идиот. Ты был в безопасности, пока не прикоснулся ко мне по собственной воле. Поступив так, ты позволил мне увидеть тебя насквозь, как через стекло. Теперь я знаю, что ты не хранитель заклинания, и я не рискую причинить вред Шаггату, убивая тебя.
Подумай вот еще о чем: твои друзья познают, что такое смертная мука. То, что Таша пережила из-за этого ожерелья, — всего лишь предвестие. Она станет игрушкой гуришальских сумасшедших или самого Шаггата, если он ее захочет. Она родит детей, которых у нее заберут и воспитают, постоянно повторяя, что их мать была шлюхой. Нипса Ундрабуста будут постепенно погружать в дубильную кислоту, пока его крики не прекратятся. Фиффенгурт будет ослеплен и брошен прокаженным Урсила. Королева Герцила будет съедена волкодавами у него на глазах.
А еще есть твой город. Когда я буду править этим миром через Шаггата, я закончу работу, которую Арквал начал пять лет назад. Ормаэл будет стерт с лица земли, взрослых увезут в пролив Симджа и утопят, детей рассеют по другим землям и заставят забыть свой язык. Обо всем этом я позабочусь лично — в память о тебе, Пазел Паткендл. Прощай.