— Вот твой пенни! А вот и еще один!
Он продолжал сражаться. Он бил по твари снова и снова. Только когда голос наконец умолк, он понял, что кто-то обращается к нему.
— Берегись, Исик! Они приближаются! Они здесь!
Статуя говорила правду: существа вырывались из ямы, завывая и ревя, как будто обезумев от боли. Надежды не осталось. Он не смог бы пережить совместное нападение двух из них, не говоря уже о всей стае.
Подобно расползающемуся пятну, существа веером выползли из ямы. Он попятился к стене печи. Он слышал, как их когти скребут по ногам статуй, как их зубы перемалывают фрагменты павшей женщины. Внутри него вскипело огромное чувство потери — время уходить, время присоединиться к ней, — а затем его рука упала на железный прут, прислоненный к печи и забытый на несколько дней.
Что-то похожее на электрический разряд передалось от прута к его сознанию. Он сразу подумал о двери печи, железной двери с засовом, который он выдернул. Исик стал нащупывать ее прутом. В то же мгновение существа услышали его и бросились на звук.
Вот и дверь. Исик вцепился в нее, повернул. Она была прикреплена на петлях таким образом, чтобы поворачиваться внутрь. Что находится внутри, он и предположить не мог. Рядом с ним прыгнуло существо, статуя с грохотом упала, голос школьника взвыл один раз и исчез навсегда, как пламя свечи, а затем Исик открыл дверь и закатился в печь.
Внутри полом служила чугунная решетка. Исик тащил шест за собой, когда существа набросились. Лежа на спине, он придерживал дверь одной ногой, в то время как другой отбивался от зубов и когтей, пытавшихся вонзиться в него. Наконец шест скользнул в печь, и он обеими ногами попытался захлопнуть дверь. Но неисчислимое количество существ толкало ее обратно, и с каждой секундой к ним присоединялось все больше, и Исик знал, что если шест окажется слишком коротким, он умрет.
Но шест оказался подходящего размера. Исик установил его на нужное место: один конец он упер в дверь, а другой к противоположной стенке печи, выше первого.
— Теперь вы попались, вы, гребаное отродье Ям!
Он встал, ухватился за верхний конец шеста и изо всех сил опустил его вниз. Существа завизжали в агонии. Те, кто мог, вырвались на свободу; другие почувствовали, что их кости раздроблены. Железная дверь захлопнулась, и посол Его Превосходительства в Симдже упал рядом с ней и заплакал о Клорисуэле, его разбившейся невесте; и о Таше, его потемневшей звезде; о двух ангелах, которые могли бы спасти мир, если бы он любил их больше, если бы он не уничтожил их своей одержимостью Арквалом, если бы он не вырвал крылья из их тел, если бы он забыл империю и жил в их свете.
Детям запрещалось играть в развалинах дворца королевы Миркитжи, но молодые люди постарше часто пряталась там в сумерках, бросая кости и проглатывая несколько мерзких, недозволенных глотков гребеля, чтобы чувствовать беззаботность и тепло. Вечером 19 фреала, когда ветер отогнал дождевые тучи от берега, таких юнцов набралось несколько и они первыми в городе услышали крики. Достаточно напуганные — голоса, казалось, шли из-под земли, — они выплюнули спиртное и нащупали железные кастеты с карманными ножами.
Внезапно руины наполнились искалеченными и истекающими кровью людьми. Некоторые из них были симджнанами, но большинство — чужеземцами (арквали, крикнул кто-то), и все бежали, спасая свои жизни. Молодые люди не задавали вопросов, потому что разорванные тела мужчин положили конец любым сомнениям. Они с воем бежали рядом с незнакомцами, и самый быстрый из них выжил.
Битва бушевала всю ночь, поскольку чума существ распространилась из трущоб на склонах холмов в более богатые районы. Силы короля Оширама были дважды разбиты. После второго разгрома, всего в нескольких кварталах от дворца, командующий городской стражей генерал опустошил казармы. Осада! пошел крик. Война внутри стен! Вставай, чтобы спасти город! И все до последнего копьеносца, новобранца и кавалериста присоединились к битве, наряду с большим количеством батраков, грузчиков, каменщиков и мужественных монахов. Последний из зверей пал в полночь на улице Медников, почти точно там, где стоял король, когда описывал прекрасные светильники, которые он заказал для посольского двора.