Наркотический бред приходил и уходил. Несколько часов в этой комнате без окон просто исчезли. Когда к нему вернулась память, она двигалась скачками, как камень, прыгающий по озеру. Мужчины вокруг стола. Капитан Роуз размышляет над картой. Элкстем размахивает руками и кричит: «Я не могу ничего сказать, капитан, мурт меня побери! Вы не можете подойти так близко к Вихрю и остаться в живых, чтобы рассказать!» Дрелларек точит топор. Сын Шаггата, прикованный цепью к стене, спит.
Через какое-то время он очнулся с голосом Сирарис в ушах и вздрогнул, ожидая боли. Но ее не было рядом с ним. Он поднял голову и увидел ее с Оттом в дальнем конце комнаты. Они целовались и спорили между поцелуями. Странный слух Пазела донес все это до его ушей.
Хочу пойти с тобой.
Нет, самая дорогая. Работу в Симдже можешь выполнить только ты.
Ты сказал, что Исик будет последним!
Я сказал, Сирарис, что надеюсь. Но все пошло наперекосяк, когда девчонка свалилась, как мертвая.
Ты ублюдок. Я заставлю тебя заплатить. Я буду спать с твоими шпионами. Хорошенькими, самыми молодыми.
Не пытайся это сделать. Они боятся меня даже больше, чем желают тебя.
Хочешь поспорить?
У Пазела кружилась голова. Он боролся, чтобы не заснуть, чтобы услышать продолжение их спора, но темнота снова сомкнулась над ним.
Позже его подняли и подвели к столу. Теперь он был завален книгами, свитками, разрозненными листами пергамента. Почти все было старым; некоторые книги казались определенно древними. Смотри, сказали ему и расстелили перед ним что-то, что могло быть куском холста со старыми серыми пятнами. Посмотри туда. Что это такое?
— Ваш палец? — спросил он.
Роуз схватил его за ухо и яростно вывернул, словно раздосадованный тем, что оно так плотно прилегает к его голове.
— Там надпись, Паткендл. Наклонись ближе.
Со слезами боли на глазах Пазел склонился над холстом. Лица вокруг стола наблюдали за ним, затаив дыхание. Роуз указывал на символ, написанный бледно-голубыми чернилами. Был ли это символ, слово? Единственное, в чем Пазел был уверен, так это в том, что он никогда раньше не видел ничего подобного.
Его зрение затуманилось; он закрыл глаза, а когда открыл их снова, то прочитал слово так легко, как будто это было его собственное имя:
— Порт Стат-Балфир.
Мужчины воскликнули: одни с облегчением, другие с сомнением.
— Я говорила вам, — сказала Сирарис негромко и страстно. — Я говорила вам, что это кусок карты.
— Что это за язык, детеныш? — спросил Дрелларек, указывая на парусину.
Пазел заколебался.
— Н-неммоцианский, — сказал он наконец. Это была правда, но он обнаружил ее, только произнеся слово вслух.
— Где говорят на этом языке, парень? — спросил Сандор Отт.
— Откуда, во имя Ям, мне это знать?
— Дар мальчика не простирается так далеко, — сказал доктор Чедфеллоу. — Он ничего не узнает о культуре языков, которые он... приобретает. Ничего, кроме того, что можно вывести из самих слов.
— Тогда нам не лучше, чем раньше! — фыркнул Альяш. — Ну, мы могли бы провести остаток наших жизней в поисках места под названием Стат-Балфир, где они могут говорить, а могут и не говорить на чем-то, называемом неммоцианским. И, прошу прощения, леди Сирарис, но мы не можем быть уверены, что это было вырвано из карты.
— Я не понимаю, — сказал Пазел.
Все неуверенно посмотрели на него. Но именно Сандор Отт нарушил молчание.
— Мир за Правящим Морем, — сказал он, — не совсем забыт. То, что ты видишь перед собой, — это все, что библиотеки, архивы и частные коллекции известного мира дали моим исследователям после десятилетия поисков.
Он поднял древнюю книгу, раскрыл ее, подул. Хрупкая страница крошилась.
— Не так уж много, несмотря на все труды, верно? — сказал Отт. — Но было сделано несколько полезных открытий: этот первый холст дает нам некоторое представление о форме береговой линии, которой мы можем достичь. Другой документ, похоже, представляет собой список фамилий — по всей вероятности, королевских семей — и земель, которыми они управляют. Но драгоценность в этом заплесневелом хранилище — лист из дневника или судового журнала. Я не буду показывать его здесь, потому что он настолько хрупкий, что каждый раз, когда мы вынимаем его из футляра, часть рассыпается в пыль. Однако мы переписали его — слово за словом, число за числом.
Голова Пазела шла кругом; ему было очень трудно следить за словами Отта.
— Что... что это вам дает? — сумел спросить он.