Я слышу ваш смех. Молодые ученые тоже смеются и шепчутся: Этот старый призрак наверху стал сентиментальным, смешивая свои воспоминания и сны. Смейтесь, смейтесь. Пусть ваше веселье продлится дольше, чем удар грома, ваша ирония и ваша молодость. В конце концов, у вас останутся идеи — и больше ничего! — и один или двое из вас проведут свою жизнь, честно работая, чтобы помочь лучшим идеям расцвести и вырасти. Мои друзья на «Чатранде» были такими людьми. Вот почему я должен записать их историю, прежде чем уйду.
Мы не кровь, не хрящи, не волосы и не слюна. Мы — идеи, если мы вообще что-то собой представляем. Та часть нас, которая никогда не была по-настоящему живой, — это единственная часть нас, которая не может умереть. А теперь вернемся на Брамиан.
Глава 25. ПИКНИК НА СТЕНЕ
23 фреала 941
132-й день из Этерхорда
Когда в башне забрезжил рассвет, доктор Чедфеллоу наконец-то оказал Пазелу настоящую услугу: он посадил юношу на свою собственную лошадь, подальше от Сандора Отта. Когда мастер-шпион это заметил, он окинул доктора холодным оценивающим взглядом, но ничего не сказал.
Пазелу пришло в голову, что Чедфеллоу, возможно, только что спас ему жизнь, но было почти невозможно испытывать к нему благодарность. Долгое время он мог думать только о том, как в последний раз увидел сына Шаггата, как тот отпустил руку Альяша на грязной поляне под башней и как его поднял на плечи один из нессарим — худой, сильный, покрытый дикими татуировками и совершенно смертоносный. Он снова услышал ужасный боевой клич, который раздался, когда они подняли Эрталона Несса: клич, который добежал до берега реки, перепрыгнул через воду, а затем, подобно фитилю, прожегшему себе путь к фейерверку, вырвался из каждого рта в поселении:
Из искры одной — шторм огня, из матки одной — народ!
Шаггат для нас — правда и месть, которая всех сожжет!
Почувствует гнев его каждый враг и каждый услышит лжец!
Каждый король склонится пред ним, и каждый воин — мертвец!
Все ближе и ближе врата небес в крови их достигнем мы,
За ним мы идем, за ним мы идем, вплоть до часа судьбы!
Песнопение перешло в высокий, яростный кошачий вой, от которого у Пазела встали дыбом волосы на затылке. Отт объяснил, что нессарим позаимствовали этот последний крик у людей-леопардов: те с этим воем нападали на колонию. По его словам, нессарим действительно восхищались мужеством и быстротой людей-леопардов и пытались подражанием выразить свое уважение. Конечной целью Отта было обращение этих племен в культ Шаггата: маловероятно, признал он, но не исключено.
Их второе путешествие вдоль стены было еще более захватывающим, чем первое. Радуга изогнулась дугой над северными горами; пальмы махали своими изумрудными прядями с вершин хребтов; водопад сверкал в лучах утреннего солнца. Но от этой красоты Пазелу стало еще больнее на душе. Он не знал, почему так сильно рисковал ради сумасшедшего, но он прекрасно понимал, что потерпел неудачу. Этот человек пытался мне поверить. Почему он не мог посмотреть правде в глаза?
Он вцепился пальцами в гриву лошади, мысли скользили от тайны к тайне. Наконец они остановились на той, что касалась человека, сидевшего за ним.
— Игнус, — сказал он. — Расскажи мне об обмене пленными там, в Симдже. Откуда ты знаешь, что у них были моя мать и Неда? Ты их видел?
Чедфеллоу напрягся. В течение нескольких минут он вообще ничего не говорил. Затем он сказал:
— Не будь тупым, Пазел. Когда я мог их увидеть? Мой коллега Ахелег поклялся, что они были там, обе, в Симджалла-Сити.
— Когда должен был произойти обмен?
Чедфеллоу вздохнул:
— Утром, на следующий день после свадьбы. Который также оказался днем, когда «Чатранд» и «Джистроллок» чуть не подрались. Когда ты переводил Роузу угрозы.