Тень. Дри метнулась в сторону, и меч Таликтрума вонзился в землю там, где она стояла мгновением раньше. Боги наверху, он обнажил меч против своей семьи!
Шок от того, что она чуть не умерла от рук того, кого держала на руках младенцем — и кто был одет в древний перо-костюм, как великий прорицатель, — едва не стоил ей жизни. Таликтрум был смертельно серьезен: он выдернул клинок из земли и сделал восходящий выпад. Дри, имея свободное пространство, уклонилась от удара, но потеряла равновесие, и когда лезвие опустилось в третий раз, оно промахнулось мимо ее груди всего на дюйм. Чтобы уклониться от этого удара, ей пришлось выгнуться чуть ли не параллельно земле, и Таликтрум смог выбить из-под нее правую ногу, отбросив ее назад на свой клинок.
Она знала не хуже любого живого бойца, как превратить неудачу в преимущество. Но она снова заколебалась: на этот раз на грани того, чтобы нанести сокрушительный удар ногой в лицо своему племяннику. Она знала звук сломанной шеи и не могла жить со звуком его внутри себя, с осознанием того, что она нанесла смертельный удар. Затем Таликтрум выдернул свой меч из-под нее, и в этот момент острие клинка нанесло диагональную рану на ее спине.
Потом Дри не могла вспомнить, что она сделала дальше. Она только знала (в мыслях, слишком быстрых для слов), что она должна быть быстрее, чем ее пролитая кровь. Она не видела своей собственной атаки или того, как она мгновенно свалила Таликтрума; только боль в одной ноге и одном кулаке подсказала ей, что́ она использовала, чтобы сбить его с ног. Она стояла; он лежал, извиваясь в листьях, оглушенный, но не смертельно раненный, меч, который пролил ее кровь, все еще был сжат в его руке.
Она повернулась и побежала прямо по краю утеса, на ходу натягивая ласточка-костюм. Позади нее Стелдак выл: «Лорд Таликтрум! Убийство! Цареубийца!» И Майетт пустилась в погоню. Дри бежала так близко к обрыву, что земля и листья осыпались с каждым шагом. Как кровоточила спина! Древний плащ был осквернен навсегда, и как их потомки будут говорить о той, чья кровь запятнала одежду? Героиня, предательница, дура?
Она споткнулась. Ее плечо коснулось края утеса, а затем она начала падать, вращаясь, кипящие волны понеслись ей навстречу. Она закрыла глаза, вытянула руки и сунула ладони в перчатки, сплавленные с костями крыльев. И взлетела.
— Что вы имеете в виду, отказывается? — спросил Нипс.
— Я имею в виду, что он отказывается — он категорически не хочет приближаться к ней, — сказал Фиффенгурт, многозначительно взглянув на каюту Таши. Она отступила туда задолго до восхода солнца вместе с Фелтрупом и своими собаками и отвечала на их стук только раздраженным ворчанием. Однако приглушенный голос Фелтрупа звучал все громче и громче, как будто он произносил бесконечную речь.
Квартирмейстер вошел в каюту и закрыл за собой дверь. Он выглядел обеспокоенным и угрюмым:
— На самом деле, Паткендл не хочет никого из вас видеть. Он попросил, чтобы его гамак принесли в средний отсек на жилой палубе. Он говорит, что там он будет в такой же безопасности, как и в этой каюте, потому что вокруг всегда сотни моряков. И, конечно, ни одна женщина не может ступить туда ногой. Я не думаю, что он в здравом уме, Ундрабаст, если хочешь знать правду. Он говорит, что Альяш — мзитрини! И еще он говорит, что видел, как съели Дрелларека.
— Может быть, Пазела ударили по голове? — здраво предположила Марила.
Фиффенгурт покачал головой.
— Он выглядит так, словно боролся со змеями на дне Ям. И это еще не все, клянусь Рином. — Он понизил голос, хотя они были совершенно одни. — Паткендл говорит, что у Роуза на предплечье выжжен волк. Как тебе такое, парень? Роуз несет на себе ту же метку, что и ты, Паткендл, Таша и мистер Герцил. Означает ли это то, о чем я сейчас думаю, — что капитан должен нам помочь?
Глаза Нипса расширились от недоверия.
— Пазел, должно быть, ошибается, — сказал он. — Он увидел какой-то другой шрам на руке Роуза и его понесло.
— Я уверен, что ты прав, Ундрабаст, — с беспокойством сказал Фиффенгурт.
— Повесьте этого дурака, он невозможен! — взорвался Нипс. — Исчез на три дня Рин-знает-зачем на Брамиане, и даже не может заставить себя сказать: «Привет, я выжил».
— Очевидно, что не может, — сказала Марила.
Нипс впился в нее взглядом:
— Что-нибудь еще для тебя очевидно?