За исключением тех двух мрачных карронад на баке. Такое орудие было абсурдно неточным, поскольку по форме напоминало бочки из-под виски, но оно выбрасывало настолько огромное ядро, что одно попадание с близкого расстояния могло пробить корпус, за считанные минуты пуская корабль на дно. Даже сейчас мзитрини прицеливались: стратегия Роуза оставила «Чатранд» беззащитным. Пазел подумал об орудийных расчетах «Чатранда», перезаряжающих пушки так быстро, как только возможно для человека. Значит, недостаточно быстро.
Затем, каким-то образом, огонь и дым снова вырвались из Великого Корабля, другой вид столба дыма — рваные спицы вместо единого вздымающегося облака. И Пазел вспомнил: пушки с картечью в каюте Роуза. Они тоже были лучшими для стрельбы в упор, потому что могли изрешетить большое пространство железной сечкой: не во вред кораблю, да смертельно для плоти. И Пазел тут же увидел доказательство: мзитрини мертвы, корчатся в своей крови или в страхе прячутся за карронадами. Одно из орудий, уже подготовленное к стрельбе, выпустило на бак чугунное ядро высотой по колено. Оно пролетело мимо кормы, зацепив человека за пятку и мгновенно раздавив его; затем оно изменило направление вместе с наклоном корабля и пробило поручень правого борта. Пазел мог только ошеломленно наблюдать, испытывая отвращение. И все из-за выстрела картечью одной пушки.
Громыхнуло еще одно из четырех орудий, убив офицера, который встал, чтобы собрать оставшихся в живых артиллеристов карронады. Третье выстрелило, когда сменные артиллеристы попытались взобраться по трапу на бак. Пазел с чувством благоговения осознал, что команда в каюте Роуза сможет перезарядить первое из четырех орудий до того, как выстрелит последнее, и что такая эстафета может продолжаться бесконечно. Мзитрини на «Джистроллоке» уже оставили свой бак, и двенадцать кормовых пушек «Чатранда» скоро будут готовы снова открыть огонь.
Он собирается потопить их. Он собирается убить их всех прямо у меня на глазах.
Действительно ли это было намерением Роуза, Пазел так и не узнал, потому что следующая гигантская волны, обрушившаяся на фок-мачту «Чатранда», разорвала оттяжки и оторвала ванты правого борта; а затем вся возвышающаяся масса рангоута, парусов и такелажа обрушилась на поручни левого борта.
Мертв! подумал Пазел, когда «Чатранд» страшно накренился, и тросы вокруг него щелкнули. Болтающаяся, наполовину погруженная в воду мачта утащит их нос под воду так же уверенно, как трюм, полный морской воды; у них не хватит времени, чтобы освободить корабль. Волна качнула «Чатранд» назад; Пазел увидел, как, словно поддавшись панике, захлопнулись девять открытых орудийных портов, ряд турахов в кольчугах упал, как костяшки домино, и два матроса исчезли за бортом в котле белой пены. Он увидел, как Нипса ударил в грудь летящий полиспаст; они не продержатся на этом брусе и пяти минут. Но будет ли сам корабль чувствовать себя лучше?
Как только он сформулировал эту мысль, они легли на борт: следующая волна развернула «Чатранд» боком к волнам. Мачта, в которую они вцепились мертвой хваткой, нырнула в море, в то время как под ними верхушка набегающей волны захлестнула пояс корабля, отчего его квартердек и бак на мгновение стали похожи на два плота, разделенные восемьюстами футами белой воды. В этом потоке люди цеплялись за веревки, поручни, утки, за все, что не двигалось, и все равно многих унесло.
У Пазела сложилось неясное впечатление о Белом Жнеце на расстоянии ста ярдов — тот так же прекрасно шел, как их прекрасно трепало, его бушприт был направлен, как меч, на наклоненный бок «Чатранда». Бесстрашные, его канониры в третий раз пытались атаковать бак. На этот раз никакая картечь их не остановит, и, если им удастся выстрелить этими убийственными карронадами, они вряд ли смогут промахнуться даже с закрытыми глазами.
Но затем «Чатранд» начал выпрямляться. Пазел не мог поверить в то, что говорили ему чувства. Неужели фок-мачта ушла за борт? Как, как они это сделали? Но сомнений не было, они выпрямлялись, и, когда он полетел ввысь с еще более тошнотворной скоростью, чем раньше, Пазел уловил звук, который слышал только однажды в своей жизни, в тот день, когда Роуз уничтожил китобоя: рокочущий грохот бортового залпа.
По всему правому борту открылись орудийные порты: не только девять, но, возможно, тридцать, сорок; с носа до кормы они изрыгали огонь и дым прямо на «Джистроллок», через впадину между проходящей волной и следующей. Затем, всего за несколько секунд до того, как волна достигла их, порты снова захлопнулись. Великий Корабль снова лег на бок.