И Фелтруп обладает мужеством, где бы он ни был. Молодые люди вне себя, ищут его повсюду, обнюхивают нижние палубы с собаками Таши. Все безрезультатно.
И сегодня вечером женщина, которую я, возможно, когда-то убил бы, не задумываясь, сказала мне, что у меня есть мужество. Я имею в виду, конечно, ползуна, Диадрелу. Она вернулась в каюту Исиков, когда я принес «Паткендлу & Ко.» их ужин. Она подошла, сияющая, как медь, & посмотрела мне в глаза. «Квартирмейстер, — сказала она, — я отдаю честь вашей мудрости и храбрости».
Теперь, когда кризис миновал, разговаривать с ползуном казалось еще менее естественным. Я отвел взгляд & пробормотал что-то о том, как они хорошо подобрали осколки. Потому что большая каюта была разнесена на куски: 24-фунтовое ядро пролетело прямо через большое кормовое окно, раскололо пополам обеденный стол, разбило дверь ванной, оставив огромную вмятину в чугунной ванне, срикошетило обратно в главную каюту и разнесло в щепки пиллерс. По милости Рина на его пути никого не было; Таша заперла собак в своей каюте.
Я указал на разбитое окно, на данный момент наскоро закрытое брезентом.
— Мы припрятали стекло, для ремонта, — добавил я. — Мы можем починить & створку, хотя она не будет висеть на петле.
Ползун какое-то время удерживала меня своим ярко-металлическим взглядом.
— Сама история будет висеть на сделанном вами выборе, — сказала она.
— Не знаю, сделал ли я это, — проворчал я, — если вы говорите о выборе не выкуривать вас, пол... вас, индивидуумов, с этого корабля.
— Я говорю о выборе разума вместо страха, — сказала она, — & я готова поспорить на свою жизнь, что вы действительно приняли решение, хотя Рин знает, что у меня не будет права осуждать вас, если вы передумаете.
— Я не хочу, чтобы на моих руках была кровь, — сказал я ей. — Ничья кровь. Даже ваша, если это не требуется.
— У вас хватает мужества видеть, мистер Фиффенгурт, — сказала она. — Все другие формы мужества берут начало в этом колодце.
От смущения я лишился дара речи. Именно ползуны потопили «Аделайн» у Раппополни с моим дядей & его малышкой на борту; по крайней мере, так утверждали немногие выжившие. После этого мой собственный отец начал собирать черепа ползунов, чтобы сделать ожерелье, хотя к моменту его смерти их было всего четыре. Ма до сих пор хранит эти ужасные вещи на своем комоде, рядом с его служебными ленточками & вставными зубами. Можно сказать, что ненависть к икшель — наша семейная традиция.
Но за мои пятьдесят лет ни одна женщина никогда не говорила со мной с большим уважением, чем эта Диадрелу. Конечно, она не человек &, следовательно, не совсем женщина (хотя я незабываемо убедился в обратном, когда разрезал ту рубашку). Моя родня в Этерхорде — Питфайр, все в Этерхорде — назвали бы меня мятежником, дураком, одураченным стройной корабельной вошью; па сказал бы, что я должен утонуть первым, когда эти твари ударят. Прошлыми ночами я представлял их лица, когда ложился спать, & меня пронзала насквозь мысль о том, что они меня осудят. Но в последнюю ночь они вошли в мои сны, горькие & презрительные, & поспешили уйти, враждебно взглянув на меня. «Позор, позор» — это все, что я смог заставить их сказать.
Но когда я вспоминаю благородную осанку Леди Диадрелу, я больше стыжусь своей прошлой уверенности в ее народе, чем неудовольствия собственного. Всю свою жизнь я смеялся над праведными глупцами, которые ненавидят мзитрини на личном уровне, которые предполагают, что вся эта огромная земля населена безмозглыми убийцами с налитыми кровью глазами. И всю свою жизнь я думал о «ползунах» как о чем-то еще более худшем, чем мзитрини. Если я буду честен (& где мне быть честным, если не с тобой, мой маленький детеныш?), мои причины имеют не больше смысла, чем у причины ненавидеть сиззи у любого другого человека: кто-то давно умерший или находящийся далеко поставил нас на этот путь & приказал никогда не сворачивать. Я не могу забыть «Аделайн». Но то, что Пазел и Таша любят эту Диадрелу, решает вопрос: может, она и не человек, но все равно личность.
Сон закончился дождем пепла с небес, упавшим тонкой полосой между мной & моими родственниками, & когда я увидел их сквозь пепел, это было похоже на то, как будто я видел фигуры на картине или на палубе какой-то лодки, направляющейся в Восточный Предел или куда-то за ним. Ни при каких обстоятельствах ты не можешь вернуть на свою сторону людей, которые скользнули за черту — они ушли навсегда.