Дасту оглянулся на меня через плечо.
Вот тот, кому они уже решили доверять, подумал я, точно так же, как они выбрали меня в Симдже.
Я замышляю заговор против капитана. Мой мятеж теперь стал фактом.
Вторник, 5 норна 941. Шторм не прекращается уже восемь дней. Ничего не остается, как бороться с ним, бороться непрерывно. Ночи, безусловно, самые худшие, потому что, хотя мы пронзаем темноту фенгас-лампами, волны всегда обрушиваются на нас прежде, чем мы их как следует разглядим. Мы были близки к потере курса чаще, чем я могу припомнить, & пять или шесть раз палуба была залита водой. Насосы вышли из строя, клеенка разошлась, & рука, проведенная вдоль половины стен на нижней палубе, становится мокрой: Неллурок сочится сквозь швы, вдавливаемый бьющими в борта волнами. В одно ужасное утро вода в резервуаре поднялась на десять футов за три часа: комок грязи и крысиной шерсти забил сливную трубу. Рассвет & сумерки — это когда видно что-то расплывчатое, а полдень — это когда ты стоишь у одной мачты & можешь видеть следующую.
Мы потеряли еще троих человек, & поступили сообщения о лихорадке среди несчастных внизу, в третьем классе. Чедфеллоу & Фулбрич раздают таблетки. Смолбой Маком Дрелл из Хансприта разбился на спасательной палубе из-за смещения груза. Мальчика нашли через несколько часов после его смерти; он не мог наполнить легкие, чтобы позвать на помощь. И самоубийство среди турахов. Один из охранников Шаггата просто подошел и положил руку на Нилстоун. Я видел, что от него осталось: кость, хрящи и пепел. Говорят, он смотрел на эту штуку целую неделю.
Понедельник, 11 норна 941. Высота волны удвоилась & нам все еще не хватает [неразборчиво] конец нашего путешествия & гордой истории этого корабля, если только [неразборчиво] не затопит [неразборчиво] вниз по трапу и не сломает ногу [неразборчиво] ветер завывает в снастях со звуком замученных животных [неразборчиво] треклятая рука слишком сильно дрожит к кон [незаконченно].
Воскресенье, 17 норна 941. Что-то в этой вселенной должно любить «Чатранд», потому что он смотрел в лицо собственной смерти каждый день в течение недели. Три дня назад волны достигли 80 футов. Роуз развернул судно по ветру, потому что окна нижней галереи хлопали при каждой такой высоченной волне, & один норовистый бурун мог бы разбить их & затопить палубу, & через несколько минут мы бы отправились к «Джистроллоку». Как только мы подобрали штормовыми паруса, нам на какое-то время стало лучше, мы топтались на месте в дневные часы, молились & боролись за курс всю ночь.
Но позавчера волны стали еще выше. Конечно, прошло столетие или больше с тех пор, как кто-либо из людей стоял на баке Великого Корабля & смотрел вверх на вздымающуюся волну, но, клянусь Рином, этим человеком был я. И все же — с Элкстемом за рулем & Роузом рядом с ним — мы справлялись до наступления темноты. Затем волны стали еще больше, & темные часы превратились в одну долгую бешеную борьбу за выживание: лавируя по склонам гор, пронзая пенистый гребень бушпритом, цепляясь за вершину & падая вперед с сотрясающим корпус глухим стуком, мы сразу же снова смотрели вверх, когда на нас неслась следующая гора. Команда просто ломалась. Никто больше не разговаривал. Никто не хотел есть, не осмеливался отдыхать и не помнил о потребностях своего тела. Мне пришлось приказать людям пить воду & следить за тем, чтобы они это делали: они были так напуганы, что только благодаря постоянной работе удерживались от того, чтобы закричать & броситься в море.
Так прошла та отвратительная ночь, весь вчерашний день & прошлая ночь. Я не думаю, что хоть один человек на этом корабле верил, что можно бороться с морем так долго, как мы. Там были парни, которых нужно было силой отдирать от насосов, когда заканчивалась их смена. Но никого не нужно было силой будить. Мы работали как машины, как заводные игрушки в руках маньяка, без какой-либо цели, кроме как посмотреть, сколько усилий могут выдержать наши механизмы.
Рассвет, казалось, был отменен, ночь растянулась на недели или месяцы. И, хуже всего, я видел облачных муртов на диких конях, скачущих взад & вперед по гребням волн — они угрожали нам своими алебардами & пиками. Я никогда не узнаю, были ли они реальными; на самом деле я не уверен, что этого хочу.
Но, наконец, рассвет все-таки наступил, с ним & более мягкий ветер & волны, которые быстро уменьшилось до сорока или пятидесяти футов — такие волны опустошили бы любую гавань Алифроса, но мы воспользовались ими для нашего спасения. Если мои подсчеты верны, мы двадцать дней находились в шторме (& без фок-мачты, клянусь всеми богами!). Сколько часов я проспал за это время? Десять, пятнадцать? Мы все стали подобны Фелтрупу: существами, которые больше не закрывают глаза из страха перед тем, что произойдет, если мы это сделаем.