Открытие Нипса было самым уродливым. Он отправился в отсек с живыми животными в поисках Болуту и наткнулся на бойню. Что-то вломилось в клетку, где Лацло держал своих призовых сапфировых голубей; там не осталось ничего, кроме синих перьев и большого количества крови. Нападению подверглись и другие животные. Пара золотых лисиц из Ибитрада съежилась в глубине своей клетки. Свинья из Красной Реки обезумела, фыркая и вертясь в своем деревянном ящике, который она наполовину разнесла на куски.
В полдень Таша и Пазел отправились к Чедфеллоу и умоляли его сделать для Фелтрупа все, что в его силах. Доктор отвернулся от своего стола и серьезно посмотрел на них поверх очков для чтения.
— Я считаю себя обязанным помочь разбуженному животному, как помог бы человеку, — сказал он. — Но вы никогда не должны забывать, что разбуженное животное — не человек. Фелтруп — крошечное существо с изменчивым сердцем. Возможно, я смогу только положить конец его страданиям.
— Он — крошечное существо с огромным сердцем, — сказал Пазел, — и как вы вообще можете так говорить, если не знаете, что́ с ним не так?
— Я говорю так именно потому, что не знаю, — ответил Чедфеллоу.
Единственный турах, оставшийся снаружи гауптвахты, не позволил молодым людям войти во второй раз и впустил Чедфеллоу только под своим присмотром. Пазел и Таша стояли за дверью, прислушиваясь, но они могли слышать только стенания Магритта о его видениях и блохах.
Вздохнув, Таша прислонилась спиной к стене. Только тогда Пазел заметил, как покраснели ее глаза. Он не мог сказать, было ли это результатом усталости или слез.
Поддавшись внезапному порыву, он сказал:
— На совете ты вела себя великолепно.
Она настороженно посмотрела на него, как будто он мог насмехаться над ней.
— Я жутко напортачила, — сказала она. — Из-за меня нас чуть не убили.
— Не твоя вина.
Таша покраснела:
— Я была так уверена, что он придет, когда я позвала его. Рамачни, я имею в виду. Но я была чертовски неправа.
На гауптвахте охранник препирался с Чедфеллоу. Ты чо, спятил?
— Таша, у тебя с Рамачни есть какая-то... связь, — сказал Пазел. — И Болуту говорит, что он — последователь Рамачни. Ты почувствовала его, а не его мастера. Кто угодно мог совершить такую ошибку.
Ее глаза были неподвижны; она не верила, что он говорил серьезно.
— Ты знаешь, — сказала она, — я тебя не виню.
— За что?
— Что ты ко мне охладел. На твоем месте я бы сделала то же самое.
— Неужели? — Эта мысль заставила его почувствовать себя немного лучше.
— Я напилась перед свадебной церемонией, — сказала она. — Я оказалась в ловушке в большой каюте, пока тебя тащили на Брамиан. Я боюсь читать Полилекс, боюсь узнать слишком много. А потом, прошлой ночью, часы... Нет, я тебя ни капельки не виню.
— Что ты боишься узнать?
— Что я не… такая, какой должна быть. Не такая, какой Рамачни рассчитывал увидеть меня с самого начала. — Ее голос нервно участился. — Что бы кто ни говорил, чтобы я чувствовала себя лучше, я буду причиной нашей неудачи, причиной того, что Арунис получит Камень, научится им пользоваться и разрушит мир. И все только потому, что я сломлена внутри. То есть сумасшедшая. Я боюсь, что схожу с ума.
— Никакая ты не сумасшедшая, — твердо сказал он. — Ты просто напугана, как и все мы.
Таша покачала головой:
— Ты закрыл часы, пока не стало слишком поздно. Ты снова убрал беспорядок, который я устроила. О, Пазел, эти сны, эти звуки. То, что я продолжаю видеть. Слова, нарисованные на якорях. Двери, где нет никаких дверей. И все эти призраки... никто не видит их, кроме нас с Роузом. Ты думаешь, я подхватила это от него?
— Ты не сумасшедшая, — опять сказал он, беря ее за плечи. — Ты чертовски хорошо провела шоу там, в хранилище спиртного, даже после того, как все пошло так плохо. И капитан Магритт тоже видит призраков.
— Я вижу свет в твоей груди, Пазел.
— Что?
Слезы навернулись у нее на глаза. Она смотрела на то место под его ключицей, где под кожей лежала ракушка Клист. Но она не светилось; она никогда не светилась; не на что было смотреть, кроме плоти.
— Я сумасшедшая, — сказала она, дрожа. — Я вижу внутри тебя маленькую раковину.
— Послушай, — сказал он, одергивая воротник рубашки. — Я не знаю, почему ты ее видишь, но раковина настоящая. Ее туда поместила мурт-девушка.
— Ой, да ладно тебе.
— Ты не сумасшедшая и можешь почувствовать ее своей рукой. — Пазел глубоко вздохнул. — Прикоснись к ней. Не бойся.
Она посмотрела на него. Он кивнул и взял ее за руку своей. Она двигалась медленно, боязливо — и остановилась, ее пальцы были в дюйме от его кожи.