Во сне они старели медленнее. Но долгое заточение и, возможно, странность того, что большую часть своей жизни они провели в бессознательном состоянии, в значительной степени подорвали их рассудок.
Все остальные были солдатами, турахами. Трое охраняли единственную дверь комнаты (оставленную открытой в тщетной надежде на дуновение ветерка), и еще трое стояли в четком строю вокруг каменного короля. Это были гигантские и ужасные люди: элитные коммандос, признанные достойными охранять самого императора. Они пили огненный сторакс на рассвете, чтобы заставить мышцы проснуться, проглатывали таблетки, сделанные из костей слевранских пантер, чтобы увеличить свою силу (хотя Дри слышал, как Болуту умолял их отказаться от «порочной привычки»), погружали кулаки в ведра с гравием и алым перцем чили, чтобы стать нечувствительными к боли.
Но вчера, столкнувшись лицом к лицу с Арунисом и его воинами-трупами, некоторые из турахов заколебались, по-видимому, испугавшись, и за эти несколько секунд были потеряны жизни. Наказание пришло этим утром. Сержант Дрелларек, их командир, выстроил всех отступавших в шеренгу на главной палубе. Затем он велел своему помощнику прочитать седьмое из Девяноста Правил веры в Рина.
— Правило седьмое, — прокричал юноша. — Страх разъедает душу и ничего не дает взамен, но мудрость может спасти меня от любого вреда. Я отброшу первое ради второго и буду охранять неприкосновенность разума.
Затем Дрелларек вытащил свой нож и перерезал горло каждому седьмому мужчине в шеренге. Те, кому удалось спастись, запаковали тела своих товарищей в парусину и обвязали бечевкой. Чудовищно, подумала Диадрелу. И очень эффективно. Отныне они не будут бояться никого, кроме него.
Но разве больше нечего бояться? Вчера все они узнали, что прикосновение к Нилстоуну влечет за собой мгновенную смерть для любого, у кого есть страх в сердце. Но как насчет того, чтобы стоять рядом с ним часами подряд? Мужчины выглядели достаточно хорошо — только иногда почесывались и чувствовали себя некомфортно на жаре. На данный момент это было все, что Дри нужно было знать. Она не думала, что Арунис скоро придет за Нилстоуном или своим королем. По его собственному признанию, он был слаб — и после мер Дрелларека она не сомневалась, что эти люди и их восемьдесят товарищей-турахов будут сражаться с ним до смерти.
Она снова попыталась увидеть Нилстоун. Как Камень может быть и не быть там в одно и то же время? Что это за чертова штука? Рамачни сказал, что это «смерть, принявшая форму», и тот действительно пришел на Алифрос из мира мертвых. Рамачни также заверил их, что Камень никогда не будет уничтожен. И все же она и ее товарищи-люди поклялись как-то избавиться от Нилстоуна, прежде чем Арунис найдет способ использовать его против них всех.
— Я хочу вина!
Это был сын Шаггата. Он свирепо смотрел на своих похитителей, топая ногами.
— Эт точно, — пробормотал сонный турах.
— Мой отец — бог! Его час настал! Ты же не хочешь умереть чертовски плохой смертью?
— Он не бог, ты, негодяй. Почему бы тебе не поспать, чтоб ты пропал?
Диадрелу отползла от края тюка с соломой. Здесь больше ничего не узнать. Со вздохом она решила вернуться на территорию икшель. Она не испытывала удовольствия от оскорблений и насмешек, которые ожидали ее там. Но она была голодна — и, как у любого члена клана, у нее были общественные обязанности: приготовление пищи, ремонт, уход за больными и ранеными. Таликтрум дал ей понять, что проявляет личный интерес к ее работе по дому.
— Дай сюда эту бутылку! — сказал сын Шаггата.
— Это не вино, придурок, это вода. И она наша. Ты бросил свою в сено, как непослушный ребенок, ага?
Дри улыбнулась: остатки разбитой бутылки лежали в нескольких футах слева от нее.
Сын действительно начал плакать:
— Ты презираешь меня.
— Теперь ты врубаешься.
— Очень скоро ты пожалеешь. Когда он снова станет плотью, и Рой вырвется из серого королевства, ты ответишь перед моим отцом. Я скажу ему, и ты будешь раздавлен. Вы, черви, крошечные насекомые, вы… хулиганы.
— Что это за рой, о котором ты всегда говоришь?
Но сын Шаггата потерял нить своей тирады: