— Старая традиция, — пробормотала она.
— И взята у великанов, как некоторые лекарства и болезни. Скажи мне, тетя: Рин для тебя бог или дьявол?
Она почувствовала агрессию в его словах и была потрясена. Он показывал ее своим фанатикам: «Вот она, непохожая на меня, та, над кем я поднялся, несмотря на наше родство». Ее пробрал холод до глубины души, когда она представила, что такая тактика означает для будущего клана.
Внезапно в комнату ворвалась другая ее софистка, Энсил. Тонкая, как тростинка, девушка с выдающимся вперед лбом, овдовевшая до того, как смогла выйти замуж, Энсил большую часть времени была тихой, почти невидимой; но Диадрелу знала железо в сердце тростинки. Девушка протолкалась сквозь Солдат Рассвета, бросила один яростный взгляд на Таликтрума и вывела свою госпожу наружу.
В своей комнате она позволила девушке сорвать с себя испорченную одежду, а затем села, как было приказано, в жестянку из-под сельди, которая служила ванной. Она не произнесла ни слова, пока ее студентка выливала на нее холодную воду, ведро за ведром, яростно оттирая кровь и остатки насекомого. Девушке пришлось выковырять часть его из волос ножом.
Через несколько минут Дри смочила губы.
— Лудунте, — пробормотала она. — Разве он не доложил?
— Он пытался, госпожа. Лорд Таликтрум был на Верхнем Чердаке и не хотел его видеть. Небеса небесные, леди, у вас в волосах стекло!
Та разбитая бутылка была даром богов. Когда она уползала, охранники уже обсуждали, была ли смерть несчастным случаем или самоубийством.
— Но это было ни то, ни другое, — сказала она вслух.
— Что не было ни тем, ни другим, госпожа?
Она посмотрела на свою софистку.
— Я убила человека, — сказала она.
Девушка на мгновение замолчала, затем кивнула:
— Я так и думала.
— Он был напуган. Я не думаю, что он когда-либо видел кого-то из нас.
— Я знаю что это было правильно, поскольку вы так поступили, госпожа.
Вера Энсил ранила сильнее, чем презрение. Дри обхватила себя руками. Конечно, слово, почти слетевшее с его губ, было ползуны. Что еще говорят люди при виде икшель? Конечно, его смерть была неизбежна.
Учитывая, что она позволила себя увидеть.
Она подумала о Талаге. Его блеск, безумная сила его стремления. Раскройте наше присутствие, и вы осудите на смерть нас всех. Если вы не можешь убить, чтобы заставить замолчать язык великана, вы не достойны покидать убежище Дома. Оставайтесь в Этерхорде, и за вами будут охотиться. Не следуйте за нами на борт.
Человек, которого она убила, провел в цепях почти всю свою жизнь.
— Госпожа, — удивленно произнесла Энсил. — На вас... клеймо. На вашей коже выжжен волк.
Дри кивнула, прикрывая грудь. Почему это происходит, что я здесь делаю? Как я могу сохранить верность со всем этим?
Глава 8. ВЕРА И ОГОНЬ
8 тиала 941
Инкуб бросился к земле сквозь шторм. Каждая минута, проведенная в этом мире, была жгучей пыткой — словно в его плоть всадили тысячи игл с кислотными наконечниками. Не существовало ничего, кроме ненависти: к бледным и извивающимся людям, к обжигающему дождю, черному ветру, вонючему морю.
Город приближался, его газовые фонари подернулись дымкой из-за ливня. Празднование переместилось под крыши: каждая таверна и ночлежка, каждый храм и низкопробный бордель был наводнен гуляками, все еще пьяными от плохого вина и всеобщего братства. Инкуб поднял потрепанное крыло и повернул на север, за угол стены. На парапете появилась фигура: часовой в шлеме и кольчуге, смотрящий вниз на промокшие поля. Инкуб не стал раздумывать: он позволил себе упасть на стену в нескольких ярдах от человека, задыхаясь, сгорая и замерзая одновременно; когда человек с криком обернулся, в инкубе проснулась жажда крови и он бросился на часового.
Часовой поднял копье, но демон ударил, как разъяренная кошка. Он увернулся от оружия, схватил кольчугу когтями, разорвал в клочья руку, которая держала копье, затем поднялся, чтобы сделать то же самое с ненавистным лицом. Мужчина был еще жив, когда упал со стены, но умер до того, как его тело ударилось о землю.
Инкуб оторвался от падающего трупа. Кровь успокоила его. Как и многие существа, чьи души простирались за пределы одного мира, он претерпел огромные изменения, когда его перетаскивали из одного мира в другой. В своем родном мире он был мирным домашним животным, скорее похожим на овцу, хотя его хозяевам иногда казалось, что они видят злость в его глазах.
Дождь смыл кровь с его тела. Задолго до того, как существо добралось до святилища, кислотные иглы вернулись.