Отт ненавидел магию, область, в которую, как он знал, ему запрещено входить. На Великом Корабле ее и так было слишком много. Леди Оггоск, Рамачни, Арунис. Нилстоун, оружие, в которое он никогда не верил и которым не мог воспользоваться — пока. И Пазел, трижды проклятый Паткендл, который спас жизнь Шаггату, но превратил его в камень.
— Почему бы нам просто не выбить треклятую штуку у него из руки? — спросил вчера Дрелларек-Горлорез. — И ты мог бы завтра вонзить копье в брюхо этому коротышке ормали. Ты мог бы убить их всех. Теперь, когда свадьба позади, они нам на фиг не нужны, верно?
Заманчивое предложение. Но тщательный осмотр Шаггата доказал, что это невозможно. Рука Шаггата крепко сжимала Нилстоун: эта рука, по крайней мере, разлетелась бы вдребезги, если бы они попытались ослабить ее силой. И по руке до самого плеча расходились микротрещины — множество трещин и разветвлений. Вся рука может оторваться, и безумец истечет кровью за считанные секунды, когда снова станет человеком из плоти и крови.
Отт закрыл глаза. Сегодня вечером он чувствовал свой возраст. Триумф Арквала наступит, несомненно, так же, как этот желтый шар пробьется через тучи. И Роуз сыграет свою роль. Кем бы он ни был, старый бык всегда был честолюбив.
Отт встал и направился к пляжу. Кто-то прошел этим путем; он мог видеть следы даже при прерывистом лунном свете. Один человек, босой, примерно его роста. Ночное купание? Отт вгляделся в темную воду; там не было ничего, кроме волн.
Затем луна вырвалась на свободу и залила пляж серебром. Отт посмотрел направо, налево — и там, словно сама луна породила ее, он увидел обнаженную молодую женщину, выходящую из моря.
Она была примерно в двадцати ярдах от него, быстро выбираясь из прибоя, глядя прямо перед собой. Отт затаил дыхание. Волосы девушки были коротко подстрижены, как у гардемарина; ее конечности были бледными и мускулистыми. Ей было не больше двадцати, но двигалась она скользящей походкой настоящего воина.
Она добралась до верхней части берега, где начиналась трава. Присев на корточки рядом с плотными зарослями кустарника, девушка вытащила сверток с одеждой. Отт наблюдал, как она одевается: черная блузка и леггинсы, свободного покроя, но обтягивающие запястья и лодыжки. Затем она снова наклонилась и подняла нож.
Боги смерти, она сфванцкор! Ибо нож нельзя было ни с чем спутать: блеск кварца, изгиб ястребиного клюва на кончике. Это был ритуальный клинок со свадебной церемонии — единственное оружие, которое король Оширам разрешил мзитрини взять с собой на берег. Только вадхи, Благословенные Защитники, могли носить такие ножи. И единственными вадхи, такими же молодыми, как эта девушка, были недавно обученные сфванцкоры. Было сообщение. Среди них были девушки. Да, трое из семи девушки.
Но что, во имя Рина, она собирается делать? То, как она держала нож — словно он ее обжигает, но уронить невозможно, — сказало ему, что она хочет пустить кому-то кровь. Но кому? Девушка вернулась к волнам, в ее движениях была решимость и что-то похожее на ярость. Кто-то еще в море? Теперь света было предостаточно, но Отт не видел никого другого.
Мы никогда не будем принадлежать к числу тех, кто принадлежит.
Неда приставила нож к своему горлу. Волны били ее по коленям, стоять на месте было трудно. Один быстрый порез, длинный, но неглубокий, не через вену. Должно хватить сил заплыть за буруны, где акулы найдут ее до того, как она утонет.
Дурная кровь в ней. Рано или поздно она должна была выйти наружу.
Ибо они там, в море, голодные, кружащие. Они слетятся, как мухи на пир. Она плавала среди них в другой форме, со своими братьями... Нет, они не были ее братьями или сестрами. Они ненавидели ее, незваную гостью из Ормаэла, ходячий позор. Они всегда знали, что она потерпит неудачу, и вчера она это сделала. Что ей запретил Отец? Говорить с Пазелом, но именно это она и сделала. Кто-то на свадьбе это заметил, и слух дошел до Кайера Виспека, великого героя-сфванцкора, служившего на «Джистроллоке». Кайер Виспек что-то прошептал Отцу. Старый священник вскинул голову, вопросительно посмотрел на нее через алтарь, и какое-то чувство — гордость или надежда на нее — исчезли из его глаз. Оно не вернулось на закате, когда сфванцкоры демонстрировали подвиги силы и акробатики перед благоговейной толпой. Ни на предрассветных молитвах, когда он коснулся ее лба скипетром и указал на море. Иди и плыви, забудь эту боль. И прежде всего забудь о человеке по имени Пазел Паткендл. Она плавала, меняла форму, снова становилась самой собой, но не забывала. Она никогда не забудет, и взгляд Отца, полный любви, никогда не вернется.