В первый и единственный раз в своей бурной жизни он был испуган, почти парализован ужасом. Что же напугало его? Да то внезапное движение воды, о котором сказано выше. И вы можете поверить мне на слово, что если у хорька шерсть стала дыбом от иного чувства, чем гнев, значит случилось кое-что, выходящее из ряда обыкновенного.
Он сидел и напряженно смотрел на тихую черную воду. А передовые крысы уже находились не дальше, как метрах в восьми от берега, то есть как раз пересекали то место, где хорька напугало движение воды. И тут кое-что случилось.
Неожиданно, без всякого предупреждения, вода закипела и закрутилась воронкой перед самым носом главной крысы, раздался писк, полный смертельного ужаса, крыса вскинула голову и передние лапы и камнем пошла ко дну. И опять все стало тихо.
Только где-то далеко, в таинственной чаще камышевых джунглей, лозник красноногий насвистывал свое заунывное «ти-оп, ти-оп, ти-оп», и с полдюжины камышевок цивикали, словно цикады. Да пузыри вскакивали, сверкали и лопались на том месте, где крыса исчезла под водой. И больше ничего.
Ни малейшего шороха, звука, никакой скользящей тени, ни малейшего следа какого-либо живого существа. Ничего… Ничего, кроме красных глаз наблюдающего хорька и зеленых глаз плывущих по воде крыс.
Крысы шарахнулись в сторону, как шарахается косяк молодых жеребцов, и испуганно сбились в кучу. В следующее же мгновение хорек подскочил, как ужаленный, и, высунув из камышей голову и половину туловища, он уставился на воду так напряженно, что его глаза готовы были, казалось, выкатиться из орбит.
Неподалеку от крыс в воде появилось с десяток спиральных воронок, а пред каждой воронкой — что-то тонкое, серебристое, что стрелой неслось прямехонько к крысам, прорезая ветви беловатых водорослей, покрывавших поверхность воды.
Миг — и кругом ошеломленных крыс вода закипела, забурлила, поднялась каскадами и начала захлестывать их. Мелькали брызги пены; большие чешуйчатые пасти раскрывались и защелкивались; мелькали большие зеленые глаза, неподвижные, тупые, без всякого выражения, а пораженные ужасом крысы подскакивали, кусались и барахтались в пенящемся водовороте.
Все это продолжалось несколько мгновений, не больше. Вода опала так же быстро, как и поднялась. Исчезли каскады пены. Ряд волн побежал на берег, и только расходящаяся кругами рябь отмечала то место, где были крысы, и где их больше не было.
Только пять из них уцелело, и с широко раскрытыми испуганными глазами они уплыли в разрыв стороны, как люди бегут от землетрясения.
Крысы забыли, повидимому, одну возможность или не знали о ней. В заросшем камышами озере с его сотнями укромных убежищ, куда человек никогда не являлся с ружьем и удочкой, обитало множество больших щук, этих страшных чешуйчатых акул пресных вод.
Беспрестанные путешествия крыс взад и вперед между камышами и берегом постепенно привлекли сюда этих хищниц со всех частей озера, пока, наконец, из случайной опасности они не превратились в опасность подстерегающую, в настоящую армию смерти, ненасытный аппетит которой мог сравниться только с ее свирепостью.
Хорек продолжал сидеть и смотреть, когда неописуемый звук, который производит вода, при выходе из нее большого тела, заставил его внезапно повернул голову. Он поглядел, заворчал, прижался к земле и застыл.
Метрах в пяти от него, стряхивая с себя воду дождем серебристых брызг, стояла та исполинская крыса, которую он видел на насыпи. В обманчивом лунном свете она казалась еще больше, чем была в действительности, — гигантское, жуткое страшилище. Она была в числе пяти, спасшихся от смерти.
Она тоже увидела хорька, и минут пять враги стояли друг перед другом, не шевелясь.
Крыса тоже увидела хорька, и минут пять враги стояли друг перед другом, не шевелясь…
Наконец, хорек бросился на крысу — быстро, но без всякой спешки, как движется машина. Он молчал в эту минуту и позже, но его вид был достаточно красноречив. Он бросился на крысу, как бульдог бросается в драку, а крыса стремительно повернулась на месте и ловко отпарировала первую атаку.
Хорек поднял свою плоскую клинообразную голову, откинул ее, а затем быстро вытянул ее вперед во всю длину шеи (у хорька необычайно длинная шея), наподобие того, как поступает жалящая змея. Но крыса увернулась на один миллиметр, и в тот же миг плечо хорька лишилось кусочка шкуры, точно ее срезали ножом.
Только что счастливо избежав смерти от щук, крыса не имела никакого желания принять смерть от хорька, и она весьма гордилась молниеносностью своего ответного удара.