— Что продаете? Возьмем все. — Тощий венгр с обвислыми, как мышиные хвосты усами неплохо говорил по-русски и старался прижать Дорохова к стене, когда тот спускался по широкой лестнице отеля. — Доллары, фунты, марки, берем, умножаем…
О форинтах венгр почему-то не вспоминал. Должно быть, эта валюта не вписывалась в его интересы или форинтов он попросту не имел.
— Вилла на Балатоне, — маклер с изможденным лицом пропойцы схватил Порохова за рукав в кабине переполненного лифта. — Большой, совсем хороший, недорогой.
— Господин, есть возможность купить бензоколонку… Порохов в таких случаях не церемонился.
— Пшел ты! — говорил он негромко, но очень проникновенно и называл русский адрес, который, как он убедился, был хорошо знаком всем за границей.
Многолюдный Балатон, куда они поехали с Эржикой, Порохову не понравился. Салатного цвета вода, словно искусственно подкрашенная, к тому же теплая как суп, действовала на Порохова раздражающе. И еще проститутки. В Будапеште они фланировали у витрин дорогих магазинчиков и универмагов, возле подъездов отелей, выставляя напоказ прелести, способные удовлетворить любые потребительские вкусы и порастрясти кошельки. На Балатоне эта живность кипела на каждом шагу. По-рохову казалось, что вся женская часть Мадьярии стремилась общими усилиями превратить страну в одну большую постель Европы. Картинно выставляя крутые бедра, такси-девицы атаковали отели, обещая промчать на себе любого любителя левой езды. Другие, едва прикрыв макси-попки мини-юбками, прохаживались по набережной. Наиболее смелые и нахальные, обнажив груди, как клецки плескались в теплой зеленоватой воде и подплывали ко всему, что походило на мужчин.
Когда в ночном ресторане крупный носатый скрипач с чубом, свисавшим на глаза, приблизился к Порохову, нагнулся к нему и стал пиликать смычком мотив «Чардаша», Порохов чуть не отскочил в сторону. Ему показалось, что скрипач предложит:
— Господини, есть возможность купить виллу… Но тот по-русски сказал:
— Девочка хочете?
Все это быстро обрыдло Дорохову, и он с легким сердцем покинул страну Паннонию. В Придонск он прилетел к вечеру. Погода была теплой, тихой. Неприятно удивило одно: на аэровокзале его не ждали встречающие. А ведь он дважды звонил Лине, напоминая номер рейса и время прилета. Встречать не просил, это разумелось само собой. Все догадывались, как приятно человеку, когда его встречает толпа знакомых лиц: хлопают по плечу равные, тянут руки зависимые в надежде, что он их заметит, улыбнется.
Отсутствие встречавших настораживало, заставляло думать, а не случилось ли без него что-то неприятное, неожиданное. Если случилось с кем-то другим, это черт с ним, пережить нетрудно, а если сгустились тучи вокруг тебя… Должны встречать, поганцы! Должны!
Издалека увидев улыбчивую физиономию Эдика, своего водителя, Порохов успокоился. Пожимая руку, спросил:
— Что наших нет?
— Сюрприз, Андрей Андреевич! У вас дома гости. Лайонелла Львовна сказала: «Не говори ему ничего. У нас будет сюрприз». От души отлегло.
— Поскакали!
«Новые донцы» скачут нынче на «мерседесах».
В подъезде сильно пахло кошачьей мочой.
Заглянув под лестницу, Рубец брезгливо поморщился и сплюнул. В доме живут денежные тузы — не чета слесарям-водопроводчикам, а углы и закутки напоминают помойку: «русиш культуриш». Впрочем, плюйся не плюйся, рабочее место приходилось принимать таким, каково оно есть.
Рубец поднялся по лестнице на четвертый этаж, мельком осмотрел обтянутую пластиком вишневого цвета стальную дверь с номером 54 над смотровым глазком. Потом бросил взгляд на часы и легким неторопливым шагом спустился к выходу. По пути автоматически примечал и запоминал всякие мелочи. Надпись «МЕТАЛЛ И КА», сделанную фломастером на стене, кнопку лифта, подпаленную спичкой, выбитые плитки на площадке второго этажа, щербинку на первой ступеньке второго марша. Рубец не знал, зачем ему все это запоминать, но внимательность опытного вора сродни осторожности волка, который в лесу замечает и обходит стороной все, что попахивает человеком.
Пыльный дворик с хилым сквериком перед домом был пустынен. Рядом с подъездом громоздилась гора деревянных ящиков. В них ежедневно привозили товар для овощного магазина, а раз в неделю увозили пустую тару.
Рубец пересек дворик, миновал арку и вышел на оживленный проспект Победы. У винного отдела универсама толклись ханыги. Высмотрев среди них парня покрепче на вид и более трезвого, чем другие, Рубец отозвал его в сторону.
— Слушай, кореш, заработать хочешь?
— Это чой-то? — спросил ханурик изумленно. Как рабочую силу его уже давно никто не рассматривал.
— Купил холодильник. Надо вынести из хаты старый. На помойку.
— Сколько? — Ханыга задал главный вопрос, волнующий любого алкаша. Спросил и тиранул большим пальцем под носом.
— Десять штук. Пойдет?
Глаза ханурика оживленно блеснули. Он лихорадочно соображал, что можно сделать со старым холодильником. Не тащить же его в самом деле на помойку.
— Ну? — подтолкнул его Рубец и сделал вид, что готов уйти.
— Двадцать, — остановил его за рукав ханыга, — и пошли.
— Стоять! — пресек неожиданный трудовой порыв Рубец. — Часы есть?
— Гы-ы, — осклабился ханыга. Вопрос был дурацким. Он давно пропил все, за что можно было сторговать бутылку. Под джинсами не было даже трусов.
— Чо лыбишься? — Рубец говорил строго. — Забери башку! Над рекламной тумбой «Рубанка» светился циферблат уличных квадратных часов.
— Гы-ы, — заржал ханурик, удивленный открытием, и спросил: — Теперь что?
— Через плечо. Слушай и запоминай. Придешь во второй подъезд этого дома. Квартира пятьдесят три. Позвонишь. Учти, ровно в двадцать десять. Если опоздаешь или поспешишь — можешь отваливать. Платы не будет.
— Понял, командир.
Более часа, оставшегося до нужного времени, Рубец провел в скверике напротив дома. Он углубился в чтение газеты «Аргументы и факты». История о двух гомосексуалистах, вступивших в брак, и дурацкие вопросы, на которые газета давала умные ответы, скрашивали ожидание. За десять минут до известного только ему срока Рубец встал, пересек двор, вошел в подъезд. Поднялся лифтом на пятый этаж. Заклинил кнопку вызова так, чтобы вызвать подъемник снизу было невозможно. Осторожно спустился к выходу. Запах кошачьей мочи его уже не раздражал: обвыкся.
Проходя двором, Рубец увидел через проем арки, как на проспекте перед домом остановился черный «мерседес». Из него вылез пассажир, плотный, вальяжный мужчина, простился с водителем и, помахивая объемистым кейсом, прошел в подъезд…
Рубец пересек дворик, по тропинке между мусорных баков выбрался на пустынную улицу. По одну сторону стояли многоэтажные дома городской элиты, по другую тянулся кустарник, за которым просвечивала гладь реки.
Пискнул сигнал автрсторожа, как верная собака, узнав хозяина. Двигатель завелся сразу, и черный «ауди» легко тронулся с места. Покрутившись по задворкам, Рубец влился в поток машин, кативших по проспекту Победы. Душа ликовала. Выполненный заказ позволял положить в «лопатник» тугую пачку «зеленых».
Порохов, простившись с шофером, вошел во двор. «Что она там еще сообразила? — подумал он о Лине. — Любит устраивать сюрпризы». Войдя в тамбур, ногой придержал правую дверь, чтобы не застила свет. Набрал код на пульте, вошел в подъезд. Подошел к лифту. Кнопка вызова светилась красным светом. Лифт не работал.