— А что, приходилось уже? — усмехнулся Михаил.
— Было дело по молодости, — устало произнес кудлатый, зашаркав огромными шлепанцами в комнату.
Квартира находилась в таком же беспорядке, как и ее хозяин. На столе в центре комнаты стояло две дюжины пивных бутылок, на табуретке — чехонь, нарезанная крупными ломтями. Повсюду рыбья чешуя, даже на экране телевизора. Кудлатый поднял с пола пивную бутылку, убедился, что она пуста, и брезгливо отбросил ее в сторону. Стекло звонко звякнуло о батарею.
— Горлышко откололось, — заметил Михаил.
— А хрен с ним, — отмахнулся хозяин квартиры, — невелика потеря, стеклотару я не сдаю. Возраст не тот и положение тоже. — Он важно хлопнул себя по груди, как будто вместо засаленной майки на нем ладно сидел безупречный фрак.
Михаил осторожно отодвинул ногой груду пустых бутылок, которые покатились во все стороны с возмущенным перезвоном.
— Как вас зовут?
Кудлатый неожиданно предложил:
— Давайте без китайских церемоний. Зовите меня просто Семеном.
— Договорились, — улыбнулся Михаил. — Какие у вас были отношения с Людой, Семен?
— Оп, и сразу за горло аккуратными милицейскими пальчиками! Браво, господа, поздравляю. О-очень хороший вопрос. Считайте, что я внутренне содрогнулся и в моих жилах от неприятного ожидания застыла кровь. — Семен похлопал себя по карманам, выудил мятую пачку, достал оттуда полупустую сигарету, чиркнул зажигалкой. Пламя охотно сжевало сразу половину сигареты, а кудлатый, с наслаждением наполнив легкие дымом, выпустил серую клубящуюся струю в сторону, после чего взялся пространно отвечать на вопрос: — Отношения у нас с Людмилой были самые простые — то я сверху, то она… Но хочу предупредить сразу все ваши глупые вопросы — я ее не убивал!.. Зачем? Люда была славная баба, с такой и за столом посидеть приятно, и в постели поваляться. Баб в своей жизни я поимел предостаточно, но ни с одной из них мне не было так хорошо. Так посудите сами, с какой стати я лишил бы себя удовольствия? — Семен затянулся опять. В этот раз выпущенная струйка дыма была направлена между заинтересованными лицами оперативников. — Ах да, конечно, я забыл, с кем имею дело… Вам в первую очередь нужны факты, доказывающие, что я не имею никакого отношения к убийству. Если их нет, то я автоматически попадаю в число подозреваемых… Так вот, я заявляю вам, что не виделся с Людмилой целую неделю. Разругались, знаете ли. Заявляюсь к ней, а она из подъезда с каким-то хахалем выходит. Я ей, признаюсь, не очень лестные слова тогда сказал. Ты что, дескать, курва, нас по графику, что ли, принимаешь? А она ка-ак врежет мне сумкой по физиономии!.. Вот, полюбуйтесь, — ткнул Семен себя пальцем в щеку, — до сих пор царапина осталась. Это она защелкой. Фыркнула, как кошка, хахаля под локоток — и шасть мимо!.. Вот я и загудел. — Он широким жестом указал на завалы бутылок в комнате и вздохнул. — Говорил же я ей, давай вместе жить, так нет! Упрямая была неимоверно. Если бы согласилась, то живой бы осталась.
Едва дождавшись окончания пьяной тирады, Михаил спросил:
— Что за человек был с Людой?
— Хрен его знает! — в сердцах воскликнул Семен. — Узколицый такой, черноволосый, а на губах — улыбочка змеиная. Мне почему-то показалось, что он зону топтал. Не вор, но и не мужик.
— Жулик? — вмешался Шибанов, прекрасно разбиравшийся в уголовной иерархии.
— Скорее фраер. Но честным я бы его не назвал.
— А кем работала Людмила? — подключился Михаил.
— Что-то покупала, что-то продавала. В последнее время антиквариатом интересовалась. Но деньги у нее были всегда! Может, из-за них ее и убили.
— А откуда она была родом?
— Из-под Ленинграда, извиняюсь, из-под Питера. Но там копать бесполезно, Люда давно перебралась в Москву. По-моему, и родителей-то у нее в живых не осталось, как, впрочем, и ее самой… Эх, муторно у меня на душе. Оставили бы вы меня в покое, господа. Водка кончилась, а без нее как забудешься?
Лишь вечером был опрошен последний свидетель — почти глухой, но чрезвычайно зрячий дедок лет восьмидесяти. Именно он сказал, что рано утром из подъезда дома вышел мужчина в темно-синей спортивной куртке. Рассмотреть его лица не удалось — оно по самые глаза было обмотано белым шарфом. Не оглядываясь, неизвестный пересек двор и скрылся за углом. Там стояли «Жигули» темно-вишневого цвета девятой либо девяносто девятой модели. Никому из жильцов близлежащих домов эта машина не принадлежала. А следовательно, это была единственная зацепка. Та самая печка, от которой можно было начинать танцевать.
Михаил посмотрел на часы. Почти одиннадцать. Время не такое уж позднее, но не самое лучшее, чтобы отправиться к кому-нибудь в гости. В такой час можно прийти к проверенной любовнице, победно сжимая в руках бутылку дорогого вина. Или к холостому приятелю, осатаневшему от одиночества. Но уж никак не в приличную семью, где расцелованные на ночь детишки уже видят сны, а их родители читают в постели книжки, лениво подумывая, а не выполнить ли им свои супружеские обязанности.
Поколебавшись, Михаил все же решил заглянуть к своей бывшей благоверной. Нельзя сказать, чтобы он так уж тосковал по прежней семейной жизни, но, подобно старому кобелю, продолжал топтать привычную тропу, прекрасно осознавая, что однажды вместо угощения нарвется на неприятности.
Главное, что заставляло Михаила заглянуть сюда, так это желание увидеть сына, которого он любил.
Квартиру на Житной улице он оставил супруге с сыном, а сам съехал в крохотную комнату, выделенную ему управлением. У Натальи — бывшей жены — по поводу раздела имущества имелась собственная философия — она считала, что отвергнутый муж должен уходить из семьи в одних трусах. Примерно так Михаил и поступил, хотя натянул поверх трусов кое-какую одежонку и даже забрал свою зубную щетку. На прощание Наталья задушевно пожелала ему провести остаток жизни на любом из московских вокзалов, но Михаил не принадлежал к числу мужчин, которые быстро опускаются без женской заботы.
Отпустив служебную машину, он вошел во двор и посмотрел на окна второго этажа. В спальне горел тусклый желтый свет. Скорее всего Наталья читала перед сном какой-нибудь сентиментальный женский роман, роняя горькие слезы на белоснежную наволочку. Можно было представить ее и за более интересным занятием. Помнится, Наталья любила экспериментировать в сексе, и свет не был для нее большой помехой.
Докурив сигарету до фильтра, Михаил яростно втер окурок в асфальт и направился в сторону подъезда. Дверь на короткий звонок открылась почти сразу. Михаил испытал укол ревности — Наталья явно ожидала гостя, и им был отнюдь не бывший супруг. Заготовленная улыбка медленно сползла с ее лица, сменившись недовольной гримасой.
Михаил уверенно прошел в комнату, слегка потеснив плечом Наталью.
— Юное поколение спит? — спросил он, едва поздоровавшись.
— Да, — хмуро ответила жена. — Тебя здесь не ждали.
Михаил усмехнулся:
— Я всегда обожал сюрпризы. Я останусь ночевать.
— А если сейчас ко мне придет… друг? Что тогда? Ты будешь держать над нами свечку?
Наталья всегда умела выискивать самые уязвимые точки. Оставалось только держать удар. Притворно зевнув, Михаил отмахнулся:
— Спасибо за предложение, но сегодня я не расположен к групповому сексу. Так что постели мне где-нибудь на диване и постарайся кричать не очень громко.
На лице Натальи промелькнула растерянность. Кажется, она поняла, что подобную бестактность не стоит проявлять даже по отношению к бывшему мужу. Они ведь расстались вполне по-светски, без расцарапанных физиономий и битой посуды. Да и деньги на сына Михаил давал щедро и регулярно.
— Тебе кофе с молоком? — Наташин вопрос прозвучал скорее утвердительно. Где-то даже с извиняющимися нотками.