— Когда мы окажемся в Ларами, сколько нам ещё останется ехать до Орегона? — спросила миссис Уингейт у старого охотника Джима Бриджера, которого Бэнион послал сопровождать караван под началом Джесси Уингейта, несмотря на все протесты старого ворчуна.
— От Индепенденс до Ларами — 667 миль. Мы проделали этот путь за два месяца, что означает, что мы двигались со скоростью десять миль в сутки.
— Но мы прошли большую часть дороги до Орегона, не так ли?
— Большую часть дороги до Орегона? Да что вы, миссис Уингейт! От Ларами до Саут-Пасс — ещё 300 миль, а дорога до Саут-Пасс — это ещё даже не половина дороги до Орегона. Можно сказать, миссис Уингейт, что мы толком ещё и не начинали путешествие до Орегона!
Глава 24. СТАРЫЙ ЛАРАМИ
Пожилой человек в штанах из оленьей шкуры сидел в тени, которую отбрасывал сложенный из необожжённого кирпича глинобитный забор в Форт-Ларами. Он сидел, уставившись в землю перед собой. Его волосы, которые когда-то были каштанового опёнка, падали ему на плечи длинными седыми прядями. На его грудь ниспадала длинная седая борода. Человек сидел совершенно неподвижно, лишь машинально закручивая свой длинный локон вокруг указательного пальца. Он сам принадлежал прошлому. За шесть последних лет мир вокруг него радикальным образом изменился. Всё это началось с того момента, как здесь появились первые крытые повозки, двигавшиеся на Дикий Запад.
Он сидел, не обращая никакого внимания на мусор и рассохшиеся обломки колёс, которые валялись вокруг него. Рядом лежала мебель, от которой люди избавились на пути к далёким горам.
Земля была покрыта толстым слоем пыли. Неподалёку от Ларами располагалась стоянка индейцев-чейенов. Раньше они активно торговали здесь, но из-за того, что в последние годы бледнолицые почти перестали покупать у них пушнину и традиционную домотканую одежду, они почти не наведывались сюда. Ещё дальше располагалась стоянка сиу, где жило около шестисот индейских семей.
За кирпичной оградой толпа белых мужчин осаждала местный магазин, полки которого давно уже опустели — все товары были распроданы. Часть мужчин была трезва и деловита, но большинство уже, что называется, не вязала лыка. Они говорили громкими голосами и толкались. Всего дело в том, что наступило четвёртое июля, и в Ларами отмечали День независимости.
С тех пор, как в 1821 году француз Ла Рами основал здесь поселение, которое стало центром пушной торговли, городок видел всё. Он переживал разные дни — и счастливые, и не очень. Но сейчас старому Ларами было наплевать на окружающий мир. Он жил лишь одним — празднованием Дня независимости и припас ради этого весь алкоголь, который только имелся в наличии.
Вслед за мормонами, следующими в Орегон, в Ларами въезжал другой караван переселенцев. Он состоял из запылённых фур и медленно тащившегося по дороге скота. Впереди него ехал одинокий всадник, размахивавший над головой ружьём и выкрикивавший воинственные индейские речи. Он остановился у выстроенной из необожжённых кирпичей глинобитной стены форта Ларами и, спешившись, вошёл внутрь. Это был Джим Бриджер.
Форт представлял собой запутанный лабиринт построек, возведённых вокруг квадратного внутреннего двора. С одной стороны располагались жилые помещения, с другой — торговые. Внутрь впускали лишь небольшое количество индейцев, да и то всегда в сопровождении охотников или торговцев, с которыми краснокожие вели свои дела. Внутренняя площадь форта служила для сбора жителей Ларами, во время которого обсуждались важные вещи, касавшиеся городской жизни.
Все, кто жили здесь, хорошо знали Джима Бриджера.
— Как идут дела, Бордо? — обратился он к самому богатому торговцу мехом. — И где сейчас Палён?
— Он где-то ниже по течению реки. Пытается что-то купить. — Торговец мехами кивнул на пустые полки: — Пока он ничего ещё не купил, зато смел с полок все товары для обмена на меха. Ты везёшь с собой какой-нибудь груз, Джим?