— Почему ты приехал сюда, Бэнион? Разве я чем-то обязан тебе, что ты приезжаешь сюда, чтобы принести с собой новую беду? Или ты обязан мне?
— Я ничем вам не обязан, мистер Уингейт, — проговорил майор. — И вы тоже совершенно ничем мне не обязаны. Я еду отдельно от вашего каравана, и я никогда не буду путешествовать вместе с вашими фургонами. Я снова заявляю вам: вы ошибаетесь насчёт меня. Но до тех пор, пока у меня не появится неопровержимых доказательств, я не буду говорить на эту тему.
— Зачем же ты приехал в мой лагерь сейчас?
— Вы должны это знать.
— Я знаю! Из-за Молли!
— Да, из-за Молли. Я получил от неё письмо. Я обнаружил его в почтовом отделении в Эш-Холлоу. Ваш приятель Вудхалл мог бы убить меня — мы только что проследовали мимо него. Меня мог бы убить ваш сын Джед. И вы тоже можете убить меня прямо сейчас. Это очень просто. Но это меня не изменит. Да и её тоже это, наверное, не изменит.
— Ты пришёл сюда, чтобы попытаться запугать меня?
— Нет, мистер Уингейт. Я знаю, что вы храбрый человек. Я тоже не трус. Я пришёл встретиться с Молли, потому что она сама попросила меня об этом в письме. Я не знаю, почему она это сделала. Вы по-прежнему хотите пристрелить меня, как какого-нибудь паршивого койота?
— Нет. Не сейчас. Но я спрашиваю тебя: я тебе чем-то обязан?
— Нет. Но, может быть, мы заключим что-то вроде сделки? Если я дам вам обещание поехать со своей колонной совершенно отдельно от вас?
— Ты что же, хочешь украсть мою дочь и смыться?
— Нет. Я хочу заслужить её. Когда-нибудь потом...
На Джесси Уингейта произвели хорошее впечатление храбрость и прямота молодого человека, стоявшего сейчас перед ним. В ней была какая-то притягательная сила.
— По крайней мере я тебя накормлю, — сказал Уингейт. — Я никогда не отпускаю голодным даже индейца. А уж тем более я не отпущу голодным человека с таким, как у тебя, армейским послужным списком.
— Нет, я не стану есть с вами.
— Тогда подожди! Если моя дочь действительно направила тебе приглашение, я очень скоро пришлю её сюда. И прослежу за тем, чтобы она никогда больше не приглашала тебя.
Отец семейства направился к Молли. Бэнион же подошёл к своему коню и упёрся лбом в седло. Наконец, после того, как прошла, казалось, целая вечность, из темноты возникла фигура девушки. Она так быстро подошла к нему, что едва не очутилась в его объятиях. Молли была очень бледна, её пальцы дрожали.
— Уильям Бэнион! — прошептала она. — Да, я написала тебе письмо, чтобы пригласить тебя сюда. Я чувствовала, что ты обязательно найдёшь моё письмо.
— Да, Молли. — Он пристально посмотрел на неё. — Ты всё такая же. Разве что стала ещё краше. Так тяжело надолго расставаться с тобой. Невыносимо тяжело. Я, наверное, не смог бы никогда расстаться с тобой, если бы часто видел тебя.
— Когда я увидела тебя, скачущим к нашему лагерю, то лишилась чувств...
Он мягко привлёк девушку к себе и нежно расцеловал в каждую щёку, шепча ей то, что обычно произносят в таких случаях влюблённые. Бели бы он не держал её сейчас в своих объятиях, то она, наверное, вновь бы потеряла сознание — так была слаба. Молли попыталась оттолкнуть его:
— Нет! Нет! Это неправильно! Нет, Уильям!
Наступила тишина.
— Так ты больше не будешь путешествовать вместе с нами? — сказала она наконец.
Он покачал головой. Они оба посмотрели на его коня и ружьё, которое покоилось в седельной кобуре.
— Значит, то, что происходит сейчас, — это настоящее прощание, Уильям? — Губы Молли дрожали.
— Да. Это должно стать настоящим прощанием. Я дал слово твоему отцу. Но почему ты послала мне это письмо? Только лишь для того, чтобы подвергнуть меня этой пытке? Я же обязан сдержать слово, которое я дал своим людям — мы не будем ехать больше вместе с вашим караваном. Я обещал, что мы будем путешествовать отдельно, и я обязан сдержать своё слово.
— Всё правильно. Ты не должен нарушать своего обещания. И мне очень приятно, что я смогла увидеть тебя вновь — хотя бы на минуту. Увидеть только лишь для того, чтобы сказать тебе — Уильям, я люблю тебя. Но я послала тебе письмо не для того, чтобы сказать это. Я написала, чтобы предупредить тебя о злых намерениях Сэма.
Молли старалась сдержать слёзы. Уильяму тоже хотелось плакать. Всё было против того, чтобы они расстались. Казалось, весь мир вокруг шептал им: «Любите друг друга и никогда не расставайтесь». Но они всё же знали, что им суждено расстаться.
— Послушай, Уильям, — произнесла наконец девушка, отбрасывая назад свой длинный локон. — Я должна сказать тебе одну вещь. Мы ведь, наверное, встретимся в Орегоне? Когда это случится, я буду уже замужем. Я уже дала обещание выйти за Сэма замуж. О Боже! Мне кажется, что я самая дурная женщина на свете и самая несчастная. О, Уильям, я же люблю вора! Я люблю тебя, каким бы ты ни был! Думаю, вот почему я попросила тебя прийти...