— За старые добрые времена, дружище! — воскликнул он. — За те времена, когда мужчина был мужчиной и можно было положиться на своего товарища!
— Да, за старые добрые времена! — поддержал его тост Джексон. — И я готов спорить, Джим, что во всём Орегоне нет двух других таких стрелков, как мы с тобой! Но мне надо ехать. Я держу путь к реке Колумбия, так что, возможно, мы ещё не скоро с гобой встретимся. Я еду очень далеко.
Он прыгнул в седло и приторочил своё ружьё сбоку. Бриджер приблизился к лошади Джексона:
— Мне жаль, что ты уезжаешь.
— Мне тоже жаль. Береги себя, Джим!
Две скво Бриджера вернулись в вигвам. Сам же Джим присел на землю, прислонившись спиной к высокому тополю, и долго смотрел, как фигура его приятеля постепенно исчезает вдали. При этом он негромко напевал старинную индейскую песню.
Наконец он поднялся на ноги. К нему приблизилась молодая скво и приветствовала его широкой улыбкой:
— Ты отлично стрелял, Джим. Но ты не убил его. Почему?
Будь прокляты мои глаза была одета в свой лучший наряд.
Её щёки были ярко накрашены красной краской, а на запястьях звенело множество медных браслетов. На шее висел золотой самородок, в котором она просверлила дырочку и продела сквозь неё нитку.
Бриджер схватил самородок.
— А где остальные самородки?
— У белого человека. Он сказал мне: «Здравствуй, дорогая!» — Индианка улыбнулась. — Я обменяла эти самородки на два серебряных доллара.
Бриджер молча вошёл в вигвам и задёрнул за собой полог.
Глава 34. «Н-НО, ПОШЕВЕЛИВАЙТЕСЬ!»
Летняя жара была в разгаре. В местности, через которую двигались переселенцы, стоял иссушающий зной. Движение каравана теперь отмечали трупы животных, которые всё чаще оставались на обочине — истощённые, с выпирающими рёбрами. Густую сочную траву прерий заменили кактусы, между которыми сновали рогатые жабы и гремучие змеи. На дороге то и дело попадались стаи огромных чёрных сверчков, которые отвратительно хрустели под колёсами фур. Среди песков торчали отдельные кустики шалфея, заменившие огромные деревья, к которым переселенцы привыкли, когда они пересекали просторы Великой равнины.
Наконец караван достиг местности, где на поверхность земли выходили огромные массы чёрного базальта и застывшая лава, свидетельствовавшие о грандиозных тектонических процессах и извержениях вулканов, которые, казалось, когда-то уничтожили всё живое в этих местах. Сам вид этой местности внушал ощущение невольного страха и чувства трепета перед судьбой. За спиной переселенцев осталась Грин-ривер, и они вошли в огромную подковообразную долину Бэр-ривер. Они обошли Большое Солёное озеро с севера, но по-прежнему оставались на расстоянии примерно ста миль от Солт-Лейк-Сити.
С запада и с юга от них теперь вздымались огромные горы. Гигантское расстояние до них чуть скрадывало их истинные размеры, погружая вершины гор в синеватую дымку. Вид этих величественных горных хребтов не имел себе равных. Но их путь лежал не в сторону этих гор, а в направлении одной из речных долин, которую им предстояло пересечь.
Из тех повозок, которые изначально двинулись в путь под руководством Джесси Уингейта, теперь осталось в строю уже чуть менее сотни. Следуя изгибам дороги, караван начал пересекать заросшее кустиками шалфея плато, находящееся в нескольких десятках миль к югу от течения Снейк-ривер. Караван уже на несколько дней пути отставал от колонны жителей штата Миссури. Но, двигаясь вперёд, переселенцы не могли обнаружить на обочинах ни одной весточки, ни одного знака от миссурийцев, который хоть немного приободрил бы их.
Едва караван покинул Форт-Бриджер, как Вудхалл начал что-то втайне обсуждать с группой своих дружков. Сэм, становившийся то вспыльчивым и крайне раздражительным, то, наоборот, впадавший в странную апатию, никого не посвящал в суть этих переговоров. Все замечали странные смены настроения Вудхалла, и в результате никто не был особенно удивлён, что он решил отделиться от остальных и отправиться вперёд вместе с дюжиной своих фур. Вудхалл уехал, так и не переговорив с Молли Уингейт.
Это событие угнетающе подействовало на остальных. Теперь у них не осталось больше иллюзий. Прежние романтические настроения бесследно исчезли. Однако они продолжали упрямо двигаться вперёд, делая за сутки десять, а иногда даже пятнадцать миль. Но теперь они уже никогда не могли достичь прежней скорости в двадцать миль за сутки. Они часто видели теперь миражи. Им порой казалось, что впереди маячат огромные деревья и щедрые водные источники.