— Он получил бы по заслугам ещё раньше, когда мы были в районе реки Платт, если бы только Уильям не был таким круглым идиотом, — вмешался Джексон. — Он мог бы сдохнуть там самой естественной смертью, когда его начали засасывать зыбучие пески. Но майор был слишком великодушен к этому ублюдку. Я сказал тогда Уильяму, что Вудхалл всё равно попытается прикончить его самого при первой же возможности. У него это не получилось, но, право же, это не заслуга Уильяма, а вина самого Вудхалла.
— А какая, к чёрту, теперь разница, Билл? — равнодушно проронил Бриджер. — Пусть прошлое останется в прошлом. Это самый лучший способ забыть о нём, тем более, что он всё равно уже мёртв. Мы же все живы и у нас с собой столько золота, сколько не держал в руках никто из живущих на земле. Вдобавок к этому у нас есть две бутылки чудеснейшего напитка, с которым не может сравниться никакой ром, который доставляют с побережья Гудзонова залива. Разве такую жизнь нельзя назвать чудесной?
Он высоко поднял вверх свою кружку, наполненную «коньяком», и громко запел:
Допев, Джим Бриджер повернулся к майору.
— Разве это не смешно, Уильям, что хорошее спиртное всегда позволяет мне вспомнить то, о чём я уже давно позабыл? Вот что сказал мне Кит Карсон в Ларами...
— заголосил Билл Джексон. — Не плачь уж обо мне, Сюзанна!
Сжимая в руках кружки со спиртным, они сидели все вместе, окружённые миром, который был по-прежнему диким и молодым. И лишь один из них троих оставался странно молчаливым и почти трезвым. Ему не давала покоя мысль, что в этом мире для него отсутствовала, пожалуй, самая важная вещь.
Глава 44. СВЕТ ВСЕГО МИРА
На ферме Уингейта в долине Ямхилл пшеница была уже собрана в снопы и приготовлена для обмолота. Хозяин приготовил и мешки из оленьих шкур, куда должны были ссыпать обмолоченное зерно, чтобы отвезти его на рынок. Его старый фургон, которым он уже давно не пользовался, стоял на скотном дворе.
Был ясный вечер. Джесси Уингейт и миссис Уингейт сидели на веранде своего дома, глядя на узкую дорожку, которая шла от ворот фермы к их дому. Вдруг они увидели, как к воротам подъехал какой-то всадник. С такого расстояния они не могли разглядеть, кто это был. Всадник спешился и открыл ворота.
— Наверное, это кто-то, кого наш Джед попросил передать новое письмо, — предположила миссис Уингейт. — Что ж, я могу понять, почему он сейчас нам так часто пишет. Он же собирается жениться на самой чудесной в мире девушке! И я очень счастлива за него и за неё. — Миссис Уингейт улыбнулась: — У неё действительно очень сильные ноги. Как и у всех в семье Прайсов...
Она мгновение подумала и добавила:
— А может быть, это привезли письмо для Молли. Она ведь давно не получала никакой весточки ни от Сэма Вудхалла, ни...
— Тихо! Я не хочу слышать этого имени! — оборвал её муж. — Он и так уже принёс нам достаточно горя!
Миссис Уингейт ничего не ответила мужу, глядя, как незнакомый всадник направляется к их дому. Уингейт не смотрел в его сторону. Он был мрачен и слишком глубоко погружен в свои невесёлые мысли.
— Джесси, — сказала миссис Уингейт, — давай всё-таки будем справедливы. Возможно, мы просто не знаем всей правды о Бэнионе. Иди в дом. А я поговорю с этим человеком, кем бы он ни был.
Однако она не стала разговаривать с приехавшим. Бросив ещё один взгляд на приближавшегося всадника, она вдруг поднялась и проследовала вслед за мужем. Проходя мимо комнаты дочери, которая не вышла вместе с ними на веранду, чтобы полюбоваться закатом солнца, она быстро посмотрела на неё. Взгляд миссис Уингейт был полон материнской нежности и сострадания. И в то же время её взгляд был полон мудрого понимания: она чувствовала, что сейчас ей лучше оставить дочь одну и предоставить ей самой решать собственную судьбу.