«Мойра; помоги мне сочинить речь для бабушки Уэнди. У меня что-то не выходит».
Она положила свою ладонь ему на руку. «Но сначала сделай мне одолжение, Питер. Позанимайся, пожалуйста, с Джеком этими бейсбольными делами. Он все еще очень расстроен».
Как всегда, в ее речи чувствовался легкий британский акцент — небольшое наследство еще тех времен, когда она только вышла замуж за Питера и переехала в Штаты. Ему нравился ее голос с приятной модуляцией, непохожий на чей-то другой, отчетливый и звонкий.
Он покорно кивнул: «Хорошо. Хочешь узнать, почему я опоздал?»
Она крепко сжала ладонь: «Ты ДОЛЖЕН был прийти и посмотреть игру, Питер».
Питер молча смотрел на нее, сознавая свою вину и не находя себе места.
Он знал, что подвел Джека, подвел и себя и его. Он собирался поговорить об этом с сыном, но все еще не представлял себе, как подступиться к этой теме.
Мойра пристально посмотрела на него, а потом глазами указала на Джека. Она подошла к компьютеру и подняла его. Она ждала. Питер, вздохнув, поднялся, подошел к сыну и сел рядом с ним.
Джек убрал бейсбольные карточки и теперь поигрывал мячом, подбрасывая его вверх.
«Слушай, Джеки», — сказал Питер.
«Джек», — поправил его сын, подбросив мяч повыше.
Питер глубоко вздохнул и схватился за подлокотники, потому что в эту минуту самолет снова зашатало. Опять зажегся сигнал «ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ». ДЖЕК ПРОДОЛЖАЛ ИГРАТЬ С МЯЧОМ.
«ТЫ РАЗОБЬЕШЬ ИЛЛЮМИНАТОР», — предупредил Питер, на этот раз раздражаясь.
Джек внимательно следил за мячом: «Да, но, тогда ты хоть один раз увидишь мою игру».
— Но когда мы прилетим в Лондон, мы можем посмотреть видеозапись твоего матча. Как ты на это смотришь?
— О-о, все двадцать минут? Как раз ту часть, где я промазал и мы проиграли?
Питер поджал губы: «Я подскажу тебе, как избежать этого в будущем».
Джек не ответил. Он подбросил мяч так высоко, что он стукнулся о потолок салона. Пассажиры оторвались от своих журналов и книг. Младенец закричал еще сильнее Джек стал опять подбрасывать мяч, но на этот раз Питер вытянул руку и поймал его.
«Перестань вести себя, как ребенок», — сказал он.
Джек выхватил у него мяч: «А я и есть ребенок!»
Питер увидел ярость в его глазах и поубавил обороты: «В следующем сезоне я обязательно приду посмотреть, как ты играешь. Я обещаю».
Сын посмотрел на него с отчаянием: «Пап, никогда больше не давай обещаний, ладно?»
— Шесть игр, я гарантирую.
— Папа, я говорю, не обещай.
— Мое слово — крепость, — настаивал Питер, положив руку на сердце.
Джек отвел глаза. «Конечно. ГНИЛАЯ крепость, — зло сказал он.
Он подбросил мяч к потолку, ударив по нему с такой силой, что открылся отсек с кислородными масками и целый клубок противогазов со спутанными шлангами посыпался чуть не на Питера. Тот судорожно схватился за подлокотники, спасая свою драгоценную жизнь, и крепко зажмурил глаза.
БАБУШКА УЭНДИ
Кенсингтон Гарденс предстал в виде увенчанных башенками и остроконечными крышами домов времен династии Тюдоров, построенных из разноцветных досок, камней и кирпичей, уединенных поместий, обнесенных высокими стенами с воротами, лужаек кое-где покрытых снегом, подобно лоскутным одеялам, и садов, сверкавших цикламенами и остролистами. Кроны деревьев затеняли дома, стоявшие в паутине, нити которой образовывали дорожки и живые изгороди, сходящиеся у старых мощных колонн. Вне затененных альковов и ниш словно влажные светлячки горели сквозь предвечернюю дымку огни. Рождественские украшения ярко выделялись между дверей, окон и крыш.
Где-то далеко Биг-Бен пробил полчаса и умолк. На подъездную дорожку у дома номер 14 въехало такси, и семейство Бэннингов, измученное дорогой и, в то же время возбужденное, «вывалилось» из машины. Шофер вышел и направился к багажнику доставать вещи, хлюпая от насморка, с которым боролся на протяжении большей части месяца. Джек поскакал к главному входу в дом прабабушки Уэнди. Волосы у него были прямыми от влажного воздуха, а темные глаза сияли. Мойра быстро осадила его. Мэгги, у которой теперь лицо и руки были отмыты от «Мэджик Маркера», беспокойно дергала мать за руку.
«Мамочка! — все время приговаривала она. — Я хочу увидеть прабабушку Уэнди».
Стоя у передней двери такси, Питер подводил часы: свои карманные, «Роленсы» Мойры и швейцарские часы Мэгги.
«Минутку, минутку», — бубнил он себе под нос, не обращаясь ни к кому конкретно.
«Вам сюда, сэр», — жестом пригласил шофер, подтащив чемоданы к двери. Питер аккуратно отсчитал английские деньги, боясь ошибиться, и отдал шоферу, даже не посмотрев в его сторону.