— Теперь ты попала почти в самую точку, — одобрительно проговорил Хряксон и закивал, делая за ее спиной какие — то знаки. — Ты должна только правильно задавать вопросы, если надеешься попасть к нам в Лабиринт.
Сара обернулась вокруг и вдруг увидела в этой могучей стене огромные, причудливой формы ворота. Она изумленно уставилась на них: она готова была поклясться, что еще мгновение назад их не было.
— Тут нет никаких дверей, понимаешь? — продолжал наставлять ее Хряксон. — И теперь единственное, что тебе следует сделать, это отыскать нужный ключ.
Сара посмотрела на человечка, затем снова обернулась вокруг и сразу поняла, что найти ключ не будет для нее большой проблемой. Возле себя она увидела коврик, наподобие тех, что стелют в прихожих. С двух сторон из-под коврика торчал ключ неимоверных размеров.
— Так, — сказала она, — это дело нам по плечу. Она нагнулась, чтобы поднять ключ. Однако оказалось, что ей под силу оторвать от земли лишь один его конец: или тот, или другой. Ключ был такой тяжелый, что у нее не было сил его поднять. А о том, чтобы вставить его в замочную скважину, не могло быть и речи.
Она со злостью посмотрела на Хряксона.
— Полагаю, не стоит надеяться, что вы меня выручите?
— Естественно, — сказал Хряксон.
Она попробовала снова, напрягаясь изо всех сил, поднять ключ. Но это было совершенно безнадежным делом.
— Ох, — проговорила она, — как это глупо.
— Ты хотела сказать: какая я глупая, — поправил ее Хряксон.
— Да заткнись ты, тухлый Дохляксон.
— Не смей меня так называть! — рассвирепел Хряксон. — Я не Дохляксон.
— Нет, Дохляксон! — повторила Сара.
Она вспомнила, как в ее школе, когда она была совсем маленькой, нараспев дразнили самых противных девчонок, и сейчас сделала также:
— До-хля-а-а-ак, до-хля-а-а-ак. Маленький — гадкий — вонючий… До-хля-а-ак!
Хряксон просто взбесился от злобы.
— Не смей меня так называть! — завопил он. — Ты! Сама… Ха-ха-ха! Такая дура — ты сама, если веришь в то, что тебе говорят!
— Дохляк! Дохляк!
— Дура! Дура! Прекрати! Прекрати!
— Маленький, мерзкий, противный Дохляк!
Хряксон первым взял себя в руки и остановился. А затем, с некоторой долей достоинства, произнес:
— Если бы у тебя было хоть чуточку разума, ты должна была хотя бы дотронуться до ворот.
Эти слова враз остудили Сару. Она замолчала, призадумалась, потом подошла к воротам и слегка толкнула — едва дотронулась — до них. Ворота распахнулись.
— Никто и не говорил, что они заперты, — заметил Хряк-сон.
— Очень умно с вашей стороны.
— Тебе КАЖЕТСЯ, что ТЫ — очень умная, — сказал Хряк-сон. — А знаешь почему? — он сделал паузу. — А потому, что ты ничему не научилась.
Сара не стала с ним спорить. Она осторожно вошла в ворота. Перед ней предстала нерадостная картина: там было сумрачно и страшно. Пахло, как на помойке, а вокруг, громче, чем прежде, гудели все те же звуки.
Девушка собрала всю свою отвагу и сделала два шага вглубь Лабиринта. Но тут же пришлось остановиться: почти сразу же за воротами был вход в узкий коридор. Этот коридор загораживал собой все пространство перед Сарой. Она заглянула внутрь. Коридор был такой узкий, а стены его такие высокие, что небо там сделалось похожим на щелочку. Во мраке коридора гулким эхом отзывались звуки капающей воды. Девушка дотронулась до стены коридора — и тотчас отдернула руку: стена была влажная, скользкая, будто покрытая плесенью.
Хряксон просунул голову в ворота и сказал:
— Славное местечко, правда?
Сара вздрогнула.
Теперь Хряксон вел себя по-другому. Он переменил тон, и в голосе его можно было услышать даже немного сочувствия и беспокойства за девушку.
— Скажи, ты на самом деле хочешь туда пойти, это правда?
Сара снова почувствовала в себе неуверенность.
— Я?.. Да! — наконец произнесла она. — Да, хочу… А что? Есть какие-нибудь причины, чтобы я не хотела?
Говоря это, она стиснула пальцы в кулак, потому что место, куда она пошла, казалось ей беспросветно гибельным.
— Конечно, — ответил Хряксон, — есть тысячи причин, чтобы не ходить туда. Давай начнем так: а есть ли хоть какой-то смысл в том, чтоб идти туда? Я имею в виду: хотя бы маленький разумный смысл?
— Есть. Вот, пожалуйста… — она призадумалась. — Смысл в том, что я считаю… что я должна!
— Делать нечего, — сказал Хряксон таким обреченным тоном, каким дают понять человеку, что тот сам, и только сам, будет повинен во всех своих бедах. — Ладно… Так в какую сторону ты пойдешь: направо или налево?