И сразу кончается любовь.
Влюблялись в крылатых. Любили — красивых. Обещали вечную жизнь — воздушным и легким.
А тут…
«Старик» пошевелил по очереди каждой лапкой, поднес передние к глазам, будто рассматривая их впервые, будто удивляясь тому, что увидел.
— И однажды наступает момент, когда жжа разбегаются в разные стороны. И бегут быстро-быстро, чтобы не обернуться, не увидеть своего любимого, не вернуться… Потому что возвращаться просто нельзя. Потому что у древних жжа, у тех, что не были еще разумны, был обычай убивать партнера. В пятую формацию из каждых двух приходил только один — тот, что сильнее. И это было справедливо. Так шло развитие. Тогда было справедливо. Но сейчас мы просто разбегаемся. Быстро-быстро.
— У нас тоже есть существа, которые убивают партнера. Тоже не разумные, — вспомнил Маркс про пауков и еще про богомолов.
— А вы, разумные, вы не убиваете любимых?
— Нет, — Маркс уже не заметил, как сам стал отвечать на вопросы.
— Значит, вы просто разбегаетесь?
— Ну-у-у… Не все и не всегда. У нас нет такого обычая.
— Но как же вы тогда терпите рядом с собой вот это? — «старик» снова повертел перед глазами страшными жесткими колючими, покрытыми бурыми с сединой волосками конечностями. — Старый жжа — страшный жжа. Жить таким страшным вместе — не разумно.
— Так ведь, — стеснительно пожал плечами Маркс. — Любовь…
— Здравствуйте! Поздравляю вас с прибытием на свободную землю!
Чиновник в ярком мундире улыбался душевно, как будто внезапно встретил дальнего родственника. Не зубы наружу, не напоказ, а именно — от души, с огоньками в глазах, с добротой в ямочках на щеках. Ксеноисторик Маркс, прибывший на планету по служебной надобности, тоже разулыбался. Ему было приятно такое внимание.
— Подойдите к этому терминалу и ответьте на вопросы, пожалуйста.
— А зачем? — так же улыбаясь спросил Маркс.
— Как это — зачем? Так положено. Все, прибывающие к нам, обязаны ответить на ряд вопросов и попасть в общую базу выборки. Это просто необходимо для расчетов потребностей и возможностей. Иначе просто никак нельзя.
Чиновник говорил мягко, обволакивающе, как с маленьким ребенком, когда главное — не заставить, а убедить.
— Ну, хорошо, — Маркс пожал плечами и шагнул в сторону к бесконечному ряду компьютерных терминалов вдоль длинного коридора для вновь прибывших пассажиров. — А остальные, что, тоже так проходят?
— А причем здесь остальные? — откровенно удивился чиновник. — Вы попали в выборку, вам и отвечать.
— А почему — я?
— А почему кто-то другой? Ну, что вы, как маленький ребенок, в самом деле. Давайте, я вам подскажу, что ли… Быстрее пройдете контроль.
Чиновник вышел из своей прозрачной будки и подошел к Марксу. Был он высок и полон. Есть такие фигуры: о них не скажешь «толстый». Скорее — упитанный. Сытый. Розовый такой. Мундир сидел на нем в обтяжку, поблескивая металлом пуговиц и каких-то многочисленных значков.
За его спиной мимо шлагбаума и в обход его будки тянулись остальные пассажиры, прибывшие этим же рейсом.
— Так вот же, — показал на них пальцем Маркс. — Вот же — всем можно просто так, выходит?
— Что значит — всем можно? — нахмурил в недоумении брови чиновник. — Что — можно?
— Ну, без анкеты, без досмотра этого…
— А-а-а, вы вон о чем… Скажите, а вот если вы узнаете, что все воруют. Ну, чисто ги-по-те-ти-чес-ки, — со вкусом выговорил чиновник, так и не поворачиваясь к своему рабочему месту, мимо которого проходили уже самые последние пассажиры. — Вот, вам сказали, что все воруют. Вы тоже начнете воровать?
— Причем здесь это?
— Как это, причем? Это называется, между прочим, «прямая аналогия». Зачем кивать на остальных? Вы — в выборке. Вам и заполнять анкету. Вам — на досмотр, — уже строго сказал чиновник, сразу убрав, как выключив, свою улыбку. — Так что не задерживайте сами себя. Садитесь в кресло. Садитесь, садитесь. Это не минутное дело. Нажимайте «Ввод». И начинайте, наконец, отвечать на вопросы!
Через час с четвертью Маркс, наконец, выбрался на площадь. За спиной осталось кресло, монитор, на котором высвечивались странные вопросы, чиновник, подсказывающий, что и как и почему имеется в виду. Объяснить, зачем все это надо и зачем такой или другой вопрос, он не брался, только хмурясь в недоумении и посматривая все подозрительнее и подозрительнее.
Самое смешное, что после заполнения анкеты Маркс просто прошел через турникет. Никаких печатей в документах, никакой проверки — ничего! И зачем все это? А когда он уже прошел и обернулся с вопросом о проверке документов, чиновник опять улыбался: