Они гуляли, сначала просто толкаясь плечами, но потом Ирина (ее звали Ирина! Она сама спросила его имя и сама, первая, не дожидаясь вопросов, назвала свое!) взяла Димку за руку, и до конца дня они прошагали так, держась за руки, как в детстве, ничуть не устав от долгой прогулки пешком. И говорили, говорили, говорили…
Он узнал о том, что она брала академический отпуск (правда, не спрашивал, почему так вышло, постеснялся). А она в подробностях узнала о его жизни до института.
Зимой темнеет быстро.
В семь Ирина вспомнила, что пора бы домой, что дома ее ждут строгие родители. Вернее, строгим был отец, скривила она унылую мордочку. А Димка сразу увязался провожать, потому что просто не мог вот так взять и расстаться. Так вот просто, раз — и разойтись. И они не сели на трамвай, а пошли пешком, то толкаясь, чтобы согреться, прыгая на одной ноге, то играя в снежки, то устраивая бег наперегонки. Ей надо было к Мотовилихе, в новые кварталы на круче, где он никогда не был, и только видел их, проезжая на автобусе по противоположному берегу.
Она устроила ему настоящую экскурсию, показывая те места, что были связаны с ее детством и жизнью «до института».
По темным улицам между еще более черных в окружении белых сугробов старых деревянных двухэтажных домов они два часа шли до рынка. Потом она дала Димке сотовый телефон, потому что у него просто еще не было своего. Ну, просто не хватало у них с матерью на это денег. И он позвонил домой, и предупредил маму, что придет очень поздно. А она, мама, спрашивала настороженно, трезвый ли он, и с кем гуляет, и по какому поводу, и где, и радовалась, что он не один вот, а с девушкой, видно. Но сказала, что все равно будет ждать, все равно не уснет, пока не дождется его.
По длинной-предлинной улице-лестнице вверх, туда, где сквозь расступившиеся тучи стало видно яркие на завтрашнюю солнечную погоду звезды. По хрустящему от вечернего мороза снегу мимо высоченных башен в двадцать четыре этажа — у себя на Гайве Димка таких еще не видел — к кварталу кирпичных особняков в окружении металлической ограды. Именно особняков, потому что назвать такие дома модным словом «коттедж» можно было только в насмешку. Двух и трехэтажные дома с балконами, лоджиями, эркерами, с одним или двумя подъездами, с широкой каминной трубой над крышей…
Ирина приложила брелок к кнопке замка на высокой железной калитке. Щелкнул металл, Димка рывком открыл, чтобы пропустить «даму» вперед, но она шагнула в сторону, смеясь, уступила ему дорогу:
— Ты гость. Тебе — первая очередь.
Он зашел в расчищенный от снега двор под яркий свет фонарей и остановился в растерянности — куда дальше? А дальше уже она вела его, прихватив за рукав. Направо, потом налево по дорожкам между высокими сугробами. Вот в тот подъезд. Тяжелая даже на вид стальная дверь. Опять электронный замок. Опять щелчок. Хорошо смазаны петли — дверь открывается легко, без скрипа. Ирина тянет его дальше, и Димка переступает порог, а дверь мягко и тяжело защелкивается сзади.
Тут темно и неожиданно очень тепло после долгой морозной прогулки. Небольшая площадка у дверей и сразу лестница наверх.
— У нас второй этаж, — шепчет Ирина, прижавшись к нему спиной. А он слегка приобнимает ее сзади и осторожно прикасается холодными с мороза губами к рыжим волосам на затылке. И замирает так, впитывая ее запах. И она — тоже замирает. А потом медленно поворачивается к нему, прижимается всем телом, запрокидывает голову, и уже ничего нельзя сделать, как только наклониться и коснуться губами губ. И еще раз. И еще. Губы сразу теплеют, как будто распухают даже, горячая волна бьет в голову, простые касания становятся поцелуями, а она вдруг со стоном повисает на нем. Димка подхватил ее, маленькую, легкую, приподнял, и посадил, радуясь своей силе, на перила. Теперь их лица были на одном уровне, дыхание смешалось, ее руки скользили уже у него под рубашкой — когда успел расстегнуть куртку, он уже не помнил. А его губы, оторвавшись от ее губ, спускаются короткими поцелуями на шею, он лицом окунается в распахнутый воротник, одной рукой дергая вниз молнию ее куртки. Она снова стонет и вдруг начинает дрожать. Это страшно, такого с Димкой еще не было, он не понимает, в чем дело, и подхватывает навалившуюся на него девушку. А Ирина, обхватив его руками и ногами, виснет на нем, дергается вдруг, и сползает вниз. И просто упала бы на пол, если бы он ее не подхватил опять.
— Я тебя хочу, — стонет она и даже как будто извиняется шепотом. — Очень хочу. Прямо сейчас. Здесь и сейчас.