— Ты будешь им утром.
— Ради тебя, — воскликнул он, прежде чем ещё раз поцеловать жену, — я готов стать не только властелином Эллады, но и господином всего мира, — чтобы отдать все свои владения тебе, о дочь Дария и Атоссы!
— Я и так госпожа всего мира, ибо мой мир — это ты, Мардоний. Завтра будет битва, а потом… Сицилия, Карфаген, Италия? Мазда отдаст их нам…
Расставшись с провожатыми-персами и направляясь по равнине к лагерю эллинов, Демарат и Ликон толковали совсем о другом.
— Сегодня ты наконец будешь счастлив, — промолвил афинянин.
— Конечно. Я забросил сеть и обнаружил, что она полна крупных рыбин.
— Тащи же её осторожнее, чтобы не порвалась.
— Дорогой Демарат, — Ликон хлопнул по плечу своего собрата, — и что тебе всегда мерещится злое? Гермес — надёжный проводник. Я надеюсь, что победа персов станет настолько полной, что Спарта покорится без сопротивления. Не хочется начинать своё правление в разорённом войной городе.
— А мне страшно даже представить себя среди побеждённых афинян. Да я буду видеть убийцу в каждом поднявшемся на Агору мальчишке.
— Наилучшим лекарством от подобных страхов послужит персидский гарнизон на твоём Акрополе.
— Ну нет. Ликон, ты рассуждаешь как скиф. Ты, безусловно, не эллин.
— Эллин, только свою природную мудрость проявляю, считая неизбежной победу персов, и соответствующим образом направляю курс своей лодки.
— Персов можно победить. В честном бою…
— Честного боя не будет. Что может спасти Павсания? Ничто, кроме явленного Зевсом чуда.
— Например?
— Ну, например, милостивый Хирам раскается в содеянном и выпустит твоего драгоценного Главкона.
— Если ты не хочешь сделать меня своим смертельным врагом, не упоминай при мне этого имени.
— Ну, как хочешь… Историйка темновата даже для нас, сторонников мидян. Только напрасно ты сохранил ему жизнь.
— Ликон, ты, должно быть, никогда не слыхал об Эриниях. — Голос Демарата прозвучал настолько серьёзно, что развеселившийся спартанец умолк. — Тем не менее я никогда не увижу его, и Гермиона достанется мне.
— Хорошее утешение. А! Вот и наши полки. Покажем, что ходили в разведку. Ты свою роль знаешь. При первой схватке кричишь: «Всё кругом!» Всего два слова, и дело сделано.
Ликон обменялся паролями с дозором, выставленным Павсанием. Приветствовавший их воин сообщил, что союзники отступили далеко назад, Амомфарет отказывается сойти с места и спартанцы ждут его. А афиняне ждут спартанцев.
— Хорошие вести, — прошептал гигант. — Видишь, Гермес хранит нас, он — великий бог.
— Иногда мне кажется, что Немезида сильнее, — ответил Демарат, не замечая протянутой Ликоном руки.
— В полдень ты будешь смеяться над Немезидой, филотатэ, а мы будем пить хелбонское вино в шатре Ксеркса! — С этими словами Ликон исчез во тьме.
Демарат также направился своим путём. Скоро он оказался на вспаханном поле, где в тёплую ночь расположились на ночлег эллины, спавшие не снимая доспехов, подложив под голову шлемы. Горели факелы. Вдали слышались голоса военачальников, занятых разговором. Оратор уже пробирался между спящими гоплитами, когда перед ним вдруг возник лохаг с фонарём:
— Ты стратег Демарат?
— Конечно.
— Аристид немедленно требует тебя к себе. Пойдём.
Отказываться не было причин, и Демарат пошёл следом за провожатым.
Глава 9
Утро выдалось ветреным. Сакская конница со щитами из рысьих шкур и длинными пиками, тяжеловооружённые персидские всадники, мидийские и ассирийские лучники с громадными плетёными щитами ожидали лишь слова, которое, подобно пущенным из пращи камням, обрушит их на Павсания и его злосчастных соратников.
Маги принесли в жертву жеребца и объявили, что священный огонь дал благоприятные предзнаменования. Мардоний оставил шатёр, и все его слуги, пав ниц, ударили лбами в землю и провозгласили:
— Победы нашему владыке Персии и Царю Царей!
К Мардонию подвели любимого коня, священного нисейского жеребца. Князь водрузил на голову искрящуюся драгоценными камнями тиару, подаренную ему Ксерксом в день свадьбы. Полководцы приветствовали его как самого царя:
— Да здравствует наш вождь! Да правит сатрап Эллады!
Возле нисейского коня играл, перебирая ногами, другой, более лёгкий, как и наездник на нём. Всадник был облачен в посеребрённый чешуйчатый панцирь, в руках его был тонкий дротик со стальным наконечником.