На следующий день войско остановилось на берегах Скамандра. Даже вздувшаяся после дождя река не могла предоставить достаточно воды для всех людей, коней и вьючных животных. Когда напились все, в русле реки осталась одна только грязь, которая скоро запеклась на солнце, а потом растрескалась под жгучими лучами солнца.
Ксеркс посетил развалины Трои. Бродя между камней, он произносил вслух строки из «Илиады», на ломаном греческом языке. Собственный артистический порыв весьма растрогал Царя Царей. Он ощущал известное смятение здесь, в месте, где погибли троянцы, где сгорел в пламени весь их город. Посреди Трои, как и в героические времена, высился храм Афины Паллады. Ксеркс принёс в жертву богине тысячу быков. Войско съело их мясо, а маги совершили возлияние духам троянских героев. В ту ночь, когда вновь разразилась гроза, в войске начался бунт. Многие солдаты бежали, охваченные страхом.
Ксерксу об этом не доложили. На рассвете армия продолжила свой путь на Абидос.
Глава 11
Блистало ослепительное солнце. С вершины холма, сидя на высоком мраморном троне, высоко парившем над многочисленными сиденьями персидских вельмож, Ксеркс обозревал своё войско и флот. Флот всеми своими длинными кораблями покрывал весь Геллеспонт к востоку и западу, насколько мог видеть глаз. Войско уже готовилось вступить на проложенный по кораблям двойной мост. Стоя на поле перед Абидосом, оно рассыпало вокруг себя искры — длинные, продолговатые и округлые, которые солнце высекало лучами из щитов, копий и шлемов. С высоты мраморного престола войско производило воистину неизгладимое впечатление. Повсюду, где выстроились полки, золотыми и серебряными бликами сверкало оружие. А на море, на синих, венчанных белыми гребешками волнах, раскачивались корабли, словно дивные многоногие звери из сказок, только вместо ног у них были вёсла. Сердце Ксеркса исполнилось гордостью и высокомерием. Ощутив прилив счастья, он обратился с молитвенной благодарностью к небесам. Но, едва закончив молитву, он почувствовал ужас от собственного величия, и праздничное настроение уступило место слезам.
— Что расстроило тебя, о, царь и племянник? — спросил у него Артабан, по-прежнему сопровождавший войско, невзирая на возраст. — Ты только что с радостью благодарил богов, а теперь рыдаешь, будто дитя?
Не сходя с престола, Ксеркс протянул дяде руку, оставаясь за спинами обозревавших войско вельмож, и шепнул:
— Дядя, я подумал о быстролётности человеческой жизни и плачу оттого, что пройдёт всего лишь сто лет и из всех этих воинов и мореходов в живых не останется никого.
Артабан успокоил Ксеркса. Он был прекрасно знаком с сентиментальными порывами и слабостями племянника. Иногда они имели эстетическую, иногда философскую природу. На сей раз порыв рождён был причинами отнюдь не эстетического характера, как в случае с платаном. Он являлся сугубо философическим, и дядюшка Артабан, ощущавший в себе склонность к любомудрию, подумал, что следует ответить в том же ключе.
— При жизни, — ответствовал дядюшка печальным голосом, — нам приходится переживать события более прискорбные, чем сама смерть. Жизнь коротка… Тем не менее среди всех этих сотен тысяч не найдётся человека, который хотя бы однажды не хотел умереть. Люди всегда принимают слишком близко к сердцу собственные страдания, болезни, разочарования и досаду, и жизнь кажется им слишком долгой, невзирая на то что она очень коротка.
— И я тоже когда-то хотел умереть, — посчитал уместным ответить Ксеркс, хотя он совершенно не помнил, когда это могло быть. — Но теперь я желаю жить, ибо всё это… — он показал на воинство, блиставшее под солнечными лучами, на флот, качавшийся на искристых волнах, — …ибо всё это — моё счастье и гордость. Но скажи мне, дядя, вот что. После того как ты увидел тот же самый сон, что и я, сохранил ли ты свои прежние мысли? Способен ли ты даже сейчас посоветовать мне не ходить войной на Грецию? Говори только правду, умоляю тебя!
— Царь! — воскликнул Артабан. — Будем верить в то, что этот сон не обманул нас обоих. И всё же, даже в сей славный миг, я опасаюсь двух вещей.
— Каких же? — вопросил Ксеркс, на которого эти слова, учитывая его философическое настроение, произвели серьёзное впечатление.
— Земли.
— Земли?
— И воды.
— И воды? А нельзя ли конкретнее, дядя? Земли и воды? Или ты считаешь, что войско моё не столь уж велико числом? Или тебе кажется, что моему флоту не хватает силы? Может быть, тебе угодно посоветовать мне набрать новых наёмников, построить новые корабли?