Учитывая политическую ситуацию, Афины, испытывавшие патриотическую любовь к Элладе в целом, не стали добиваться командования флотом. Сдались Афины со своим многочисленным флотом, сдался и Фемистокл, тем не менее вынашивавший хитроумные замыслы. Навархи греческого флота, остановившегося у мыса Артемизий, с ужасом разглядывали по-прежнему колоссальную, несмотря на потери в бурю, персидскую армаду и подумывали о бегстве. Эвбейцы молили Эврибиада подождать и позволить им переправить в надёжное место своих женщин, детей и рабов. Однако тот уклонялся от обещаний.
Тогда они отправились к Фемистоклу.
Послы предложили ему тридцать талантов за то, чтобы флот остался возле их острова и битва состоялась именно здесь, чтобы Эвбея не была беззащитной. Увидев перед собой тридцать талантов, Фемистокл улыбнулся. Почему, собственно, и не позволить эллинам заплатить ему за то, что и без того послужит благу Эллады? Потом, с его точки зрения, не было ничего дурного в том, чтобы эллины-корабельщики получили эллинские же деньги за то, что корабли их остались возле Эвбеи, опять же этим самым служа благу Эллады. Взяв три таланта, Фемистокл отправился к Адиманту, наверху коринфян, уже готовому поднять якоря, и сказал:
— Адимант! Зевс Всемогущий! Неужели ты действительно собрался покинуть нас?! Но если ты останешься, я заплачу тебе больше, чем дал бы Ксеркс за твоё отступление отсюда.
И он отдал Адиманту три таланта. Коринфянин остался, полагая, что получил афинские деньги.
Потом Фемистокл отправился к Эврибиаду с пятью талантами.
Тот также принял деньги, считая, что они выплачены из афинской казны.
Остальные полученные от Эвбеи таланты Фемистокл прибрал к собственным рукам. А их осталось двадцать два. Отнюдь не бесчестный, хитрый, довольный собой и Элладой, смотрел он на людей и мир вокруг. И в этот миг к нему привели мужчину и девушку, мокрых насквозь.
— Кто вы такие? — спросил Фемистокл.
— Фемистокл, сын Неокла! — сказал мужчина. — Я Скилл из Скиона, самый знаменитый ныряльщик во всей Элладе. Слушай! Вот моя дочь Киана. Она ныряет не хуже меня. Когда буря, сошедшая с высот Пелиона, обрушилась на персидский флот, невзирая на ярость моря, мы оба ныряли в морские глубины…
— Перерезали якорные канаты, — со смехом добавила Киана.
— Но я достал со дна моря множество персидских золотых и серебряных сосудов, — лукаво промолвил ныряльщик.
— И кое-какие из них мы приберегли для себя, — вновь рассмеялась Киана.
Фемистокл тоже рассмеялся.
— Ну и что? — спросил он.
— Мы больше не хотим жить среди персов, — проговорил Скилл.
— Мы хотим вернуться к эллинам, — уточнила Киана.
— Я нырнул в воду возле Афет, где стоит на якоре персидский флот.
— И я тоже, — добавила Киана.
— И я не вынырнул на поверхность, пока не оказался возле мыса Артемизий.
— И я тоже, — повторила Киана.
Фемистокл вновь рассмеялся.
— Этого быть не может, — возразил он.
— Не может? — возмутился Скилл.
— Не может? — вознегодовала его дочь.
— Сколько же ты можешь проплыть под водой? — спросил Фемистокл, по-прежнему смеясь. Он сосчитал. — Восемь стадиев?
— Один стадий, — смиренно признался ныряльщик.
Фемистокл всё смеялся.
— Вы приплыли в лодке, — сказал он.
— Но начало пути мы проплыли под водой, — добавила Киана. — Лодка ожидала нас.
— Ну конечно! Ну конечно же, мы не проплыли под водой все восемь стадиев, — признал лукавый ныряльщик.
Все трое расхохотались. И Скилл произнёс:
— Я — истинный грек. Можешь доверять мне. Персидский флот, во всяком случае часть его, готовится выступить к Эвбее. Я всего лишь хотел поведать тебе об этом. А то, что я говорил о якорных канатах, чистая правда.
— Верю-верю, — снова засмеялся Фемистокл. — Я вызову навархов, чтобы они могли побеседовать с тобой.
Совет состоялся наутро. И уже днём небольшой греческий флот, всего лишь часть союзного, вышел навстречу персам, чтобы испытать свои силы.
Корабельщики и моряки персидского флота решили, что имеют дело с горсткой безумцев, отважившихся выйти в море на нескольких кораблях. Подняв якоря, они бросились вперёд, полагая, что без труда переловят слабоумных греков.
Но эллины пошли вперёд. И в узких проливах захватили тридцать персидских судов.
В ту ночь разразился свирепый шторм: можно было подумать, что Борей и прочие боги ветра по-прежнему на стороне греков. Была середина лета. Над горой Пелион беспрерывно грохотал гром, низкие облака проливались крупным дождём. Многие из персидских кораблей получили повреждения, трупы и обломки то и дело попадали под вёсла других судов.