И сама газорезательная машина мало похожа на известный нам резак. На столе лежит стальной лист. По нему, как бы само по себе, бежит устройство, выводя сложный рисунок корабельной детали. Зеленый огонек легко и быстро расправляется с металлом. Незаметно, чтобы газорезчик управлял машиной. Больше похоже на то, что он только контролирует ее работу. Между тем огонек добегает до края листа и останавливается. Машинист, а иначе не назовешь человека, управляющего газорезательной машиной, открывает висячий шкафчик и вставляет в него моток ленты с нанесенным на ней кодом. Этот висячий ящик и лента очень напоминают кассу и моток билетов в автобусе без кондуктора. Но сходство это, конечно же, чисто внешнее. На ленте, которая заряжается «в думающий центр» газорезательной машины, зашифрованы контуры обрабатываемой детали. Разматывая ленту, машина «читает» код, и ее автоматический резак точно повторяет линии зашифрованного чертежа.
Сама читает, сама режет. А что же человек, не нужен здесь? Разве он ничего не решает на этом рабочем месте? Это не так. Задача рабочего изменилась, но не стала менее важной. Напротив. От его внимания зависит качество работы. Кто же, как не он, регулирует подачу газа на автоматический резак, следит за исправностью механизмов машины?
Нужен, очень нужен здесь человек, хозяин и повелитель умных машин. Без его ума и работящих рук самая сложная техника окажется бесполезным металлоломом.
Шипят газорезательные машины, бегут по стали быстрые огоньки, вырисовывая контуры новых кораблей. Самым первым видит их газорезчик. Не в чертежах, а во внушительных линиях металла. Самый первый знакомится он с ними — в этом привилегия его профессии.
…Немного ослепленные яркими огнями резаков, мы вышли на заводской двор.
— Здорово, — восхищался Чижик, — стальную плиту режет, как маргарин, а как чисто! Куда эти плиты идут дальше, Олег Иванович? — Тут он впервые назвал Олега по имени-отчеству и немного смутился.
— Куда идет материал от закройщика? — спросил Олег, в свою очередь, и сам ответил: — К швее. Стрекочет она на машинке, рукава к кокетке пристрачивает, получается платье.
Олег нарочно выбрал самое простое сравнение для той профессии, о которой собирался рассказать дальше. В самом деле, что может быть проще работы швеи. Ей не надо ломать голову, куда пришить карман. Весь костюм перед ней; видно, где плечи, где воротник. И всё же однажды в ателье по пошиву одежды мне показали костюм, на спине которого был аккуратно пристрочен… накладной карман!
Я рассказал об этом спутникам.
— Вот видите, — оживился мастер, — даже настоящий портной иногда ошибается. А наш «судовой портной» тем более может напутать, ведь костюм, который он шьет, огромный. Его и взглядом не окинешь, он, как пчелиные соты, из множества переборок. Здесь ошибиться намного легче. Но ошибка нашего «портного» обойдется намного дороже, чем настоящего. Костюм-то он шьет из стали.
«Что это за удивительный портной?» — подумал я. Хотел спросить у Олега, но передумал. Решил не перебивать вопросом его очередной рассказ…
Как сварить сталь?
О груде музыкантов принято говорить возвышенными словами: «виртуозно», «задушевно» и «лирично»… Как еще они могут играть? Сколько бы синонимов мы ни подбирали, все они будут касаться художественной стороны исполнения. А мы с вами коснемся другой, которая обычно остается в тени. Не такая уж, оказывается, легкая работа у оркестранта. В переполненном людьми концертном зале содержание углекислого газа в десять раз превышает норму. Напряжение, в котором находится трубач или кларнетист, вызывает у него едва не такое же бешеное сердцебиение, как у бегуна, — 130 ударов в минуту. Грохот оркестра достигает опасного уровня в 120 децибел! От такого шума порой закладывает барабанные перепонки и хочется бежать прочь из зала.
Теперь представьте себе, каков может быть грохот внутри железной коробки, по которой почти безостановочно бьют пневматические молотки, вроде тех, которыми вскрывают асфальт и выворачивают угольные пласты! Между тем именно такой грохот не один десяток лет стоял на судостроительных заводах. Потому что корпуса судов на них скреплялись заклепками.
Если вам приходилось плавать на старых пароходах, вы, конечно, обращали внимание на то, что весь борт судна покрыт тысячами, десятками тысяч заклепочных головок. Нелегкий это был способ постройки судов, малопроизводительный, но тем не менее долгие годы судостроители всего мира пользовались именно им — другого не было. И это несмотря на то, что еще в 1807 году талантливый русский физик Василий Владимирович Петров поставил свой блестящий эксперимент, открывший принципиальную возможность полного изменения судостроительной технологии, исключив из нее тяжелую и вредную для человека клепку. Изобретатель собрал огромное количество источников тока в огромную гальваническую батарею. Две с лишним тысячи медно-цинковых элементов были спаяны воедино. В них была заключена немалая сила — целых 1700 вольт! Когда ученый осторожно — ведь он имел представление о мощности своего источника энергии — поднес один электрод к другому, между ними вспыхнула ослепительная электрическая дуга — предвестник будущих сполохов электросварки.
И все-таки много, очень много времени прошло, прежде чем последний клепальщик сменил свой пневматический молоток на маску электросварщика. С этого момента труд корабела преобразился. Если раньше, приближаясь к стапелю, можно было еще издалека услышать «пулеметные очереди» клепальщиков, то теперь здесь тихо. Лишь шорох и негромкое потрескивание горящего электрода сопровождают работу электросварщика. Зато ночью ослепительно яркий свет электрической дуги виден издалека. Он проникает в любую щель, взлетает вверх и подсвечивает низко нависшие облака. В этом свете четко просматриваются огромные судовые секции, намертво привариваемые друг к другу, корабельные конструкции, на глазах обрастающие все новыми деталями.
Приглядитесь к электросварщику: его экипировка — брезентовая куртка, обшитая темной «замшей», не для фасона, а чтобы искры металла, попав на спецовку, не прожгли материю; защитная маска с темным стеклом, предохраняющим глаза, да электроды с держателем, к которому подводится электроэнергия. Немного у него профессиональных атрибутов, зато они редко теряются — все на виду.
Склонившись над стыком двух стальных листов, сварщик слегка пристукивает электродом по стали. Желто-белым кустом взрывается электродуга. Она настолько ярка, что на нее категорически запрещается смотреть незащищенным глазом. Почти сразу же начинаются болезненные ощущения. Дуга уже погасла, а вам все еще мерещатся белые вспышки.
Зато, надев специальные — очень темные — очки, мы вместе со сварщиком можем спокойно наблюдать за его работой. Плавно, не торопясь, но и не мешкая, ведет он электрод вдоль шва. Электрод плавится, как сосулька, заливает шов желтой «водой».
От того, будет ли этот ручеек достаточно полноводным и ровным, зависит крепкость шва, крепкость соединения стальной обшивки судна.
И все-таки, хотя заранее знаешь, что перед тобой сварщик высокого класса, трудно отделаться от мысли, что не очень это трудное дело — варить металл.
Ни особой физической силы здесь не нужно, ни ловкости. Но это обманчивое впечатление. Возьмите обыкновенный тюбик с клеем, попробуйте провести его по конверту так, чтобы остался ровный слой клея, — не получится. Где-то он будет толще, где-то тоньше. То же самое с электродом. С той лишь разницей, что конверт все равно заклеится, а сварной шов в своих тонких местах будет ослаблен, в сильный шторм может не выдержать — даст течь. В том-то и секрет профессионального мастерства электросварщика, чтобы «чувствовать» металл, не прижать электрод сильнее, чем нужно.
Как не вспомнить мушкетерскую историю? Учитель фехтования говорит ученику, оскорбленному сильным и жестоким врагом и горящему жаждой мести: «Шпага — как птица. Сожмешь ее — и она задохнется, отпустишь — выпорхнет из рук». Электрод в твердой уверенной руке — та же шпага. Немало умения и, если хотите, дарования нужно, чтобы научиться виртуозно обращаться с ним — как мушкетер со шпагой. Зато электросварщик, которому открылось это искусство, — ценный и желанный человек на судостроительном заводе. Ведь это одна из основных профессий в отрасли.