— По-моему, Флинн работает на вас, — сказал Себастьян. Или на Синклера Олифанта. Или на Энн Престон, подумал он, внимательно наблюдая за женщиной.
Она перекатила языком по щеке табачную жвачку.
— Флинн сроду на меня не работал. Со мной — бывало, время от времени. Но на меня — ни в жисть.
— А почему я должен вам верить?
Присса пожала плечами.
— Спроси любого, кто его знает.
— Я мог бы спросить у него самого, если бы знал, где его найти.
Её губы растянулись в широкой ухмылке, обнажившей мелкие, покрытые табачным налетом зубы.
— Ишь ты, думаешь, я тебе скажу, да? Как бы не так. — Она подмигнула. — На самом-то деле я и не смогла бы, даже если бы захотела. Он связывается со мной, а не наоборот.
Старуха отставила подсвечник и потянулась за маленькой стеклянной фигуркой.
— Вы ведь ирландка, не так ли?
Вопрос явно застал её врасплох, потому что она заколебалась и снова посмотрела на Себастьяна.
— А это здесь при чем?
— Вы когда-нибудь слышали о Даллахане?
— Конечно, а что?
— Расскажите мне о нём.
Она понизила голос и помахала маленькой детской ручкой в воздухе, словно сказочник, вызывающий образ.
— Держит свою голову под мышкой, вот что он делает. А на вид-то страшный: маленькие черные глазки, вечно бегающие туда-сюда, ухмыляющийся рот, широкий, как его череп, и кожа, похожая на заплесневелый сыр. Носит хлыст, сделанный из позвоночника мертвеца, и ежели он зовет тебя по имени, твой черед умирать. Его никак не остановишь. Хоть затворяй ворота, хоть запирай дверь, они просто откроются перед ним, как по волшебству.
— Он ездит на лошади?
— Временами. А иногда он ездит в экипаже. — Она фыркнула. — Почему ты хочешь знать о Даллахане? Он не любит, когда за ним следят. Попробуй только посмотреть на него, и он выбьет тебе глаза своим хлыстом. Или выльет на тебя ведро крови, помечая тебя как следующего, кому пора помирать.
— Я слышал, есть одна вещь, которая способна его отпугнуть.
Присса хрипло рассмеялась, и её маленькие глазки практически исчезли в складках жира. Старуха порылась под шалью и вытащила потёртую золотую монету, висящую на шее на кожаном ремешке.
— Конечно, это золото. Почему, думаешь, богатые помирают реже, чем бедняки?
— Много еды. Теплый огонь. Надежная крыша над головой.
— Возможно, — сказала она, шмыгнув носом. — Хотя я все еще не понимаю, при чем тут Даллахан.
— Да может, и вовсе ни при чем, — ответил Себастьян и ушел, оставив старую мошенницу смотреть ему вслед. Она так и стояла, позабыв про зажатую в кулаке стеклянную статуэтку и недобро сузив глаза.
Глава 49
Маленькая девочка прижимала к тощей груди ржавый поднос с орехами. Она была крошечной, с тонкими руками и ногами, бледным, обветренным лицом и безжизненными волосами того же тускло-коричневого цвета, что и глаза. Девочка представилась Геро как Сара Девон. Ей было девять лет, и она уже три года торговала орехами.
— Я начала ходить по улицам только после смерти папы. Он был жестянщиком: сбывал олово и оловянную посуду. Какое-то время мама пыталась содержать нас, продавая апельсины, но этого не хватало. Поэтому она стала посылать меня с орехами — полпенни за полдюжины. Я должна принести домой шесть пенсов.
— А что будет, если ты этого не сделаешь?
Взгляд девочки скользнул в сторону.
— Обычно она меня не бьет. Только когда выпьет. И пьет она не чаще раза в неделю. Обычно.
Сочувствие Геро к борющейся за жизнь вдове мгновенно пропало.
— Ты всегда продаешь орехи здесь, на Пикадилли?
— В основном, да, миледи. Хотя иногда я захожу в таверны. Мне ещё нравятся пивные, там тепло.
Геро оторвала взгляд от своих записей.
— Ты продаёшь орехи в тавернах? — Она попыталась скрыть потрясение, но, должно быть, ей это не совсем удалось, потому что Сара нерешительно отступила назад.
— Я обычно хожу только в «Пеструю утку», — призналась Сара, нервно переминаясь с ноги на ногу. — Бармен был папиным другом, и если он там, то не позволяет мужчинам грубить мне.
— А мужчины грубят?
Девочка опустила голову.
— Иногда.
Геро с такой силой сжала в кулаке карандаш, что тот треснул.
— Держи, — сказала она, вкладывая в руку девочки два шиллинга. — Только не отдавай всё матери, а то она сразу пропьет.
Пальцы Сары сомкнулись вокруг монет, её глаза расширились.
— Вы вроде обещали дать мне шиллинг, если я поговорю с вами. Так почему же даёте два?
«Потому что ты такая худая и хрупкая, что у меня разрывается сердце, — подумала Геро. — Потому что я не хочу, чтобы ты беспокоилась, не побьют ли тебя, когда ты вернешься домой. Потому что маленькие девочки не должны продавать орехи в тавернах, чтобы выжить».