Себастьян хотел спросить: «Почему бы тебе не бросить затею? Зачем мучить себя, выслушивая уродливые реалии той части лондонской жизни, о которой большинство благородных дам пребывают в блаженном неведении?»
Но он знал, что именно это и хотела изменить его жена: чтобы избалованные, самовлюблённые, самодовольные жители Уэст-Энда знали, на что похожа жизнь тех, кому повезло меньше. По-своему Геро была такой же одержимой, как и он.
Ребенок заворочался, и она ослабила хватку, сказав:
— Я получила ответ от моего продавца на Фиш-стрит-Хилл. Он связался со мной после того, как я поговорила с Сарой.
— И что же?
— Костер сказал, что Стэнли Престон приезжал на Бакет-лейн встретиться с женщиной. К сожалению, она отказывается говорить с нами, правда, он случайно обронил её имя: Джуба.
Джуба. Африканское имя, которое часто давали в американских колониях девочкам, родившимся в понедельник утром. Себастьян подозревал, что оно принадлежало красивой смуглокожей женщине, которая столкнулась с ним в переулке.
— Ты думаешь, эта Джуба может быть дочерью Престона? — спросила Геро.
— На самом деле гораздо более вероятно, что она связана с сэром Галеном Найтли.
— Найтли? — Геро уставилась на мужа. — Ты серьезно?
Он поведал ей о внезапном отвращении к Найтли, которое Престон выказал утром в день убийства, о темноволосом джентльмене, допрашивавшем Киана О'Нила, и о собственных разговорах с различными плантаторами из Вест-Индии.
— Найтли как-то сказал мне, что унаследовал свои плантации и рабов, — сказал Себастьян. — Он утверждал, что был добрым хозяином, который с радостью освободил бы всех своих рабов, если бы закон не делал процесс столь обременительным. Но все это неправда. За годы, прошедшие после смерти его двоюродного деда, он расширил свои владения и землей, и рабами. И хотя на Ямайке нет плантатора, который не пользовался бы хлыстом, мне говорили, что наказания Найтли бывали необычайно жестокими — особенно если он приходил в ярость. Найтли редко теряет самообладание, но если уж такое произошло — пиши пропало. Однажды он лично перерезал тростниковым ножом горло рабу за то, что тот плохо обращался с его любимой кобылой.
— Убил его?
— Да. Бедняге практически отрубили голову — хотя, конечно, для властей они сочинили какую-то правдоподобную историю.
— Так что же, по-твоему, Стэнли Престон и Дуглас Стерлинг могли сделать такого, что привело Найтли в убийственную ярость?
— Стерлинг, должно быть, что-то сказал Престону в то воскресное утро, после чего Престон раздумал выдавать дочь за Найтли и отправился поговорить с Джубой на Бакет-Лейн.
— Но Престон хорошо знал Найтли. Наверняка слышал о его характере и обращении с рабами. Так что же такого мог сказать Стерлинг, что вдруг настроило Престона против этого человека?
— Найтли как-то сказал мне, что Престон испытывал отвращение к смешанным бракам. А Джуба — наполовину негритянка.
— Ты думаешь, она может быть дочерью Найтли?
— Нет, для этого она недостаточно молода. Но вполне могла иметь от него ребенка.
— Боже милостивый, — тихо произнесла Геро. — Как ты думаешь, он может убить и её? Если решит, что она представляет для него угрозу?
Себастьян забрал сына у Геро и крепко прижал к себе.
— Это человек, который владеет другими человеческими существами и сечёт их, когда они отказываются работать. Тот, кто способен перерезать горло беспомощному рабу за плохое обращение с лошадью и кто, вероятно, размозжил череп Роуэну Тупу на случай, если причётник увидел что-то, способное изобличить Найтли. Так что да, я думаю, он убил бы бедняжку, если бы посчитал, что она может его предать.
— И её, и её ребенка.
Глава 53
Было уже далеко за полдень, когда Себастьян добрался до Фиш-стрит-Хилл. Толпа поредела, крики продавцов на Биллингсгейтском рынке почти стихли.
Оставив коляску с Томом, он срезал путь через зловонный переулок к Бакет-Лейн. Небо становилось все темнее и тяжелее от затягивавших его туч, свет сделался тонким, белым и каким-то плоским, переулок опустел, если не считать кучки оборванных детей, игравших обломками кирпича в какую-то непонятную игру.
Себастьян подошел к одному из них, изящно сложенному кареглазому мальчику лет десяти-двенадцати, и протянул ему монету.
— Я ищу Джубу. Шиллинг, если приведешь меня к ней.
Парень уставился на Себастьяна жестким, бесстрастным взглядом. Затем попытался схватить монету.
— А-а, — протянул Себастьян, убирая шиллинг подальше. — Ты получишь его, но не раньше, чем приведешь меня к Джубе.