Выбрать главу

Себастьян слышал о Даллахане. В ирландских сказках то был всадник, сплошь одетый в черное и верхом на черном же, огнедышащем жеребце. Он скачет по темным закоулкам и по малопроезжим дорогам, держа свою голову в руке. А когда останавливается, согласно поверью, кто-то умирает: мужчина, женщина или ребенок.

Себастьян не отступил.

— И все же мне бы хотелось с ним поговорить, с вашим мальчиком.

Судя по опасению на лице, женщина предпочла бы отправить его восвояси. Но она принадлежала к сословью, членов которого с рождения приучали повиноваться «вышестоящим».

Снова присев, она отступила, позволяя войти.

В домишке было чисто, но ужасно бедно: просевший потолок, выметенный земляной пол да траченный древоточцем стол со скамейками, сколоченными, похоже, из деревянных обломков, подобранных на улице. В единственной комнате рваная занавеска отгораживала угол, где лежал тюфяк; корявая приставная лестница вела на чердак.

Киан О'Нил сидел на низеньком трехногом табурете перед очагом, ссутулив плечи и зажав ладони между колен. Красивый парень лет семнадцати или восемнадцати — крупный, крепкий и на удивление привлекательный: с ясными голубыми глазами и золотистыми волосами, слегка вьющимися вдоль впалых щек. Он пристально смотрел на огонь и, казалось, не замечал вошедшего Девлина. Но когда мать тронула его за плечо, Киан резко вздрогнул и уставился на нее круглыми, испуганными глазами.

— Этот господин пришел поговорить с тобой, Киан, — сказала она мягко, — насчет прошлой ночи.

Взгляд парня перебежал с нее на Себастьяна. Судорога исказила лицо, грудь под тонкой рубахой заходила ходуном от быстрого возбужденного дыхания.

Себастьян шагнул ближе.

— Я просто хочу узнать, вдруг вы что-то видели — или слышали, — что может помочь прояснить события прошлой ночи.

Киан открыл рот, скрипуче вдохнул, а потом воздух вырвался из его сжатого горла с пронзительным страшным криком.

Себастьян вложил монету в руку бедной женщины и ушел.

Глава 7

— Вы же не всерьез допускаете, что я могу знать, кто убил Стэнли или почему? Бога ради, да откуда мне знать?!

Генри Аддингтон, первый виконт Сидмут и министр внутренних дел Соединенного королевства Великобритании и Ирландии, стоял, прижав руки к бокам, и сверлил взглядом внушительного мужчину, непринужденно сидевшего в кресле с гобеленовой обивкой возле потухшего камина. Беседа происходила в покоях Карлтон-Хауса.

Чарльз, лорд Джарвис, поиграл инкрустированной бриллиантами ручкой лорнета, который с недавнего времени носил на шейной ленте.

— Хотите меня уверить, что ничего не знаете?

— Конечно, нет!

Джарвис нахмурился. Он был воистину крупной фигурой — что в рост, что в ширь, — на мясистом лице полные губы выглядели неожиданно чувственными, орлиный нос, унаследованный Геро, придавал чертам суровости. Аддингтон, может, и добился портфеля в правительстве, но Джарвис, не занимая никакого официального поста, обладал гораздо большей властью. И своим превосходством он был обязан не родству с королем — весьма отдаленному, — а блестящему уму и неизменной безжалостности методов, к которым прибегал для защиты полномочий и престижа монархии внутри страны, а так же интересов Британии за рубежом. Именно Джарвис умудрялся спасать принца-регента от участи, которая постигла его венценосных собратьев по ту сторону пролива, и многие это хорошо понимали.

Приблизив лорнет к глазу, Джарвис посмотрел на министра внутренних дел сквозь стекло.

— Хотите меня уверить, что это убийство не имеет к вам никакого касательства?

— Никакого.

— Но этот несчастный был вашим кузеном.

На щеках министра выступили красные пятна.

— Мы не… поддерживали отношений.

— И его смерть никоим образом не связана с государственными делами?

— Нет, не связана.

Джарвис позволил лорнету упасть.

— Вы абсолютно уверены?

— Да!

Джарвис поднялся на ноги.

— Вы меня успокоили. Однако, если вдруг ваша уверенность пошатнется, вы, конечно же, сразу меня известите?

Челюсть Сидмута отвердела. Сейчас ему было далеко за пятьдесят, некогда темные волосы стали серебристыми, талия расползлась, руки и лицо выглядели мягкими и белыми, словно у изнеженной женщины.

А вот челюсть подошла бы мяснику или боксеру — решительному, сильному и драчливому.