— Это было умно, — сказала леди Олифант.
— Курьер так не думал.
Она пожала плечами.
Олифант слизнул еще одну ложку мороженого.
— Заканчивайте свой рассказ. Подозреваю, моей жене он понравится.
Леди выжидающе посмотрела на Себастьяна.
— Французы напали на Санта-Ирию на рассвете. Монастырь был сожжен, все женщины и дети убиты. Не пощадили даже самых маленьких младенцев. Аббатису, которая была не британской шпионкой, а невинной монахиней, неоднократно насиловали и пытали, стараясь заставить её говорить. Она умерла в муках.
— А её отец? Этот неуверенный в себе вельможа? Неужели бесчинство французов не убедило его в конце концов обратиться против Наполеона?
— На самом деле нет. Старика так ужаснуло происшедшее, что у него случился приступ и он умер.
— Хм. Жаль. И все же вы должны признать, что это был гениальный план.
— Десятки невинных женщин и детей погибли напрасно.
— Да. Французы совершили много подобных бесчинств по всей Европе. Вот почему, с божьей милостью, они скоро будут побеждены.
В светло-голубых глазах её мужа мелькнула весёлая искорка.
— Я не думаю, что Бог имеет какое-то отношение к тому, что произошло в Санта-Ирии, — возразил Себастьян.
— Пути Господни неисповедимы.
Себастьян изучал её надменное, самодовольное лицо. Он часто задавался вопросом, какая женщина может быть довольна браком с таким человеком, как Олифант.
Теперь он знал.
— Когда-нибудь, Девлин, — сказал Олифант, — вам действительно придется оставить в прошлом события той весны в Португалии. Война есть война, происходят ужасные вещи. Но вы думаете, лондонский бал — это подходящее место, чтобы копаться в столь ужасных подробностях?
— Когда люди все еще умирают здесь, в Лондоне? Да.
— Я так понимаю, вы имеете в виду это утомительное дело Престона?
— И Стерлинга.
Олифант вздохнул и протянул пустую креманку подскочившему официанту.
— Хотите, я дам вам маленький намек? Думаю, так я и сделаю.
— Синклер всегда очень щедр, — заметила леди Олифант.
Её муж слегка поклонился.
— Вам, конечно, известно о несчастной любви между мисс Престон и неким гусарским капитаном? — Когда Себастьян промолчал, Олифант продолжил: — Конечно, Престон и его сын славно поработали, чтобы скрыть их побег шесть лет назад. Но, так или иначе, вечно просочится какой-то слушок. Я склонен винить во всем слуг.
«Хью Уайет и Энн Престон в прошлом пытались сбежать?» — с удивлением подумал Себастьян. Если так, то он слышал об этом впервые.
Сен-Сир постарался, чтобы его голос прозвучал скучающе:
— Это и есть ваш намек?
— О нет, я полагал, что вы уже знаете о молодом капитане. Но знаете ли вы, что между капитаном и доктором Стерлингом существуют любопытные связи? — Лицо Олифанта расплылось в снисходительной улыбке. — Знаете, где стоял полк капитана Уайета до того, как его перебросили в Португалию? — Он наклонился вперед и громко прошептал: — На Ямайке.
Себастьян не ответил, и полковник скривил губы в притворной озабоченности.
— Боюсь, ваша одержимость прошлым не только вредна для здоровья, но и пагубно сказывается на вашей цели — поймать убийцу. — Он поднял одну бровь в насмешливом вопросе. — По крайней мере, я предполагаю, что такова ваша цель. Не так ли?
Раздраженно нахмурившись, леди Олифант отставила креманку с мороженым и расправила подол своего элегантного бального платья.
— Пойдёмте, Синклер, пойдёмте. Я хочу танцевать.
Олифант взял её ладонь в свою и положил на сгиб своей руки.
— Конечно, моя дорогая. — Он небрежно кивнул Себастьяну. — Девлин.
Себастьян смотрел, как они пробираются сквозь растущую толпу гостей, просачивающихся в столовую из бального зала наверху. Он наблюдал, как леди Олифант с улыбкой на лице низко присела перед вдовствующей графиней, а её муж от души рассмеялся, обменявшись несколькими любезностями с её сыном, членом кабинета министров.
Уверенность в том, что Олифант что-то скрывает, осталась. Но все старые сомнения вернулись, когда Себастьян признал вероятность того, что возможно — только возможно, — он позволил событиям прошлого исказить его видение настоящего.
И из-за этого всё ещё умирали люди.
Глава 42
Капитан Хью Уайет в одиночестве метал дротики в общем зале «Пастушьего приюта», бросая их один за другим в потрепанную доску, висевшую на изъеденной щербинами стене. Казалось, он почти не прицеливался и даже не смотрел и всё же каждый раз уверенно попадал в «яблочко».