Подходя вечером к дому, Джулиан натолкнулся на группу остролицых мужчин с карандашами за ушами, что слонялись вокруг ограды. Завидев Кестреля, они немедленно сгрудились вокруг него.
- Мистер Кестрель! – кричал один, – кого-нибудь арестовали за убийство?
Джулиан улыбнулся.
- Джентльмены, вы так пристально следите за происходящим на Боу-стрит, что должны знать лучше меня.
- Как вы думаете, кто убил мистера Фолькленда? – надрывался другой.
- Я бы сказал, что скорее всего это журналист, которому была нужна интересная история.
- Не шутите, мистер Кестрель, есть ли у вас догадки?
- Ни одной из тех, что я хотел бы увидеть на передовице «Таймс». Доброго вечера, джентльмены, – Джулиан вырвался из толпы и зашёл в дом.
Вечером он ужинал с Феликсом Пойнтером и парой других друзей. Они немало говорили об убийстве, но ничего интересного узнать не удалось. После ужина Кестрель отклонил приглашение в пойти в игорный притон. Вместо этого Джулиан отправился в дом Александра и сказал дворецкому, что хотел бы кое-что осмотреть в библиотеке мистера Фолькленда. Николс провёл его туда. Час или два спустя Кестрель покинул дом, более чем удовлетворённый своими поисками.
Следующее утро застало Джулиана у Квентина Клэра. Тот явно был не очень рад его видеть.
- Мистер Кестрель. Прошу, входите.
- Я принёс вашу книгу, – у Джулиана была с собой «В защиту прав женщин».
- О. Благодарю, вы очень добры.
Клэр протянул руку за книгой, но гость сделал вид, что не заметил этого.
- Я нашёл её очень поучительной. Особенно мне пришлись по душе записи вашей сестры на полях. Кажется, писать в книгах – это у вас семейное. Когда я был здесь в прошлый раз, что заметил, что и вы писали в своих. Вы даже подчеркнули одно предложение в этом труде и подписали «Как верно!» под ним. Это ведь ваш почерк, а не вашей сестры?
Клэр нерешительно посмотрел на страницу.
- Да. Это написал я.
Джулиан прочитал:
- «Но правду нельзя безнаказанно искажать, ибо опытный лицемер в конце концов, становится жертвой своего искусства, утрачивая то, что по справедливости называют здравым смыслом». Скажите, мистер Клэр, подчёркивая это предложение, вы думали об Александре Фолькленде или о самом себе?
- Что… что вы хотите сказать?
Джулиан насмешливо улыбнулся.
- Я понимаю, что вы не хотите сделать всё просто. Очень хорошо, – он обвёл взглядом большое собрание книг в комнате Клэра. – Кажется, вы чрезвычайно начитаны. Судя по вашей библиотеке, вы хорошо знаете не только латинский с греческим, но и французский, итальянский и немецкий.
- Я вырос на континенте. Едва ли я не мог не выучить несколько языков.
- Вы слишком скромны, мистер Клэр. Не каждый, кто живёт на континенте, будет читать всё от французских драм до немецких философов. Некоторые англичане годами жили в Европе, и так и не научились заказывать ужин ни на одном чужом языке. Когда я впервые узнал о широте ваших познаний, я подумал, что это и объясняет вашу дружбу с Александром. Его письма к отцу показывают удивительное знакомство и юриспруденцией и литературой. Но вы, конечно, и так это знаете.
Клэр застыл.
- У меня не было случая прочесть письма Фолькленда к его отцу.
- Я и не думаю, что вы читали их. Я думаю, что вы писали их, мистер Клэр. И я хотел бы узнать, почему.
Глава 14. Запутанная сеть
Клэр стоял с закрытыми глазами, бледный и безмолвный. Наконец, от открыл глаза и спросил:
- Почему вы думаете, что я писал письма Фолькленда?
- Они вызывали у меня сомнения с самого начала. Они были не в духе Александра. Начать хотя бы со стиля – он был совершенно не его. Я видел, как пишет настоящий Александр – его послания к Дэвиду Адамсу были лёгкими и весёлыми, будто сказаны в обычной беседе. Содержание же этих писем к отцу было менее правдоподобным. Александр не был радикалом – возможно, его вовсе не интересовала политика. У него был вкус, а не убеждения. Он мог бы желать места в парламенте, но лишь потому что это был бы отдельный мир, где можно сиять.
Поначалу я мог решить, что Александр неведомо для прочих был учёным и философом. Мысль о том, что письма были не его, никогда не приходила мне в голову – пока я не встретил вас.