— Кто там? — тихо спросил женский голос.
Человек перевел дыхание, зашептал в щель:
— Откройте... Свой... Русский...
За дверью — долгое молчание. Потом тихо взвизгнул засов, заскрипели несмазанные петли. Дверь осторожно приоткрылась, и в просвете сверкнули большие темные глаза Ульяны, уставились на незнакомого человека, который с трудом переводил дыхание.
Где-то у реки опять раздался выстрел. Вслед за ним грянули второй и третий.
Ульяна шире приоткрыла дверь, впустила незнакомца в сени и тут же крепко заперлась на засов.
Войдя в избу, партизан остановился у порога. Увидел ведро с водой, схватил ковшик, стал жадно пить. Ульяна ждала, когда он напьется, на окровавленном лице партизана лихорадочно сверкали глазные белки.
— Проходите туда, — указала на дверь в горницу.
Он не успел сделать и шага, как дверь горницы резко отворилась, на пороге появился Петр.
— Это мой сын, — сказала Ульяна. — Не бойтесь его, идите в комнату.
Незнакомец смотрел на молодого парня, не выказывая ни малейшего беспокойства. Устало улыбнулся ему, дружески сказал:
— Извини, брат, другого выхода нету. Вечером уйду.
— Проводи человека в подпол, — сказала мать сыну. — Возьми лампу, посвети.
Она поднесла тусклый светильник и всмотрелась в лицо незнакомца. Он был молод, лет двадцати пяти, с небритыми впалыми щеками, в старой крестьянской шапке, потертой и плешивой, в порванной темной фуфайке. Правую руку все время держал в кармане, где, видимо, был пистолет. Глаза темные, слегка раскосые, нос приплюснутый, брови густые, черные, лоб большой, круглый.
— Ранен? — спросила Ульяна.
— Обойдется. Куда идти? — заторопился незнакомец. — Сразу же тушите свет и ложитесь. В случае чего прикиньтесь, будто спали, ничего не знаете, никого не видели.
Петр проворно сдвинул на полу коврик, открыл люк в подпол. Нащупал ногой лестницу, стал спускаться, Вслед за ним шагнул незнакомец. Спустились на дно подпола, протиснулись в дальний угол, где стояли кадки, горшки, стеклянные бутылки.
— Снимайте сапоги, — приказал Петр, глядя на мокрую, грязную обувь мужчины. — Я принесу сухие. И фуфайку давайте, шапку тоже.
Мужчина покорно и торопливо разделся. Петр забрал перепачканную одежду, поднялся по стремянке наверх.
Партизан остался один, окинул взглядом тесный подпол, освещенный чахлым светильником. В открытый люк упали сухие сапоги, полушубок, теплая ушанка.
— Одевайтесь! Вот спички на всякий случай, — сказал Петр, свесив голову в проем подпола. — Тут хорошо, будьте спокойны.
Партизан протянул руку за спичками, приказал Петру:
— Завтра иди на работу как ни в чем не бывало. Скоро перебросим тебя в другое место, ты сделал большое дело.
— Это вы рванули мост? — доверчиво сверкнул глазами Петр. — Вы и есть командир партизанского отряда?
Партизан помедлил с ответом, потом сказал:
— Много вопросов задаешь, отвечать некогда. Нажми-ка плотнее крышку и накрой ее половиком. Если что случится, не суйся в подпол, у меня оружие.
— Одевайтесь потеплее, — сказал Петр. — В кадушке есть сало, подкрепитесь маленько. И хлеба дадим.
— Ладно, закрывай.
Петр опустил крышку, плотно прижал ногами, накрыл ковриком. В волнении несколько раз прошелся по комнате, выглянул в прихожую, где на топчане лежала мать. Она не шевельнулась, ни о чем не спросила сына. Петр лег на свою кровать, долго не мог уснуть, прислушивался к стуку сердца. Гнетущая мгла медленно и незаметно разбавлялась скупым предутренним светом. Слышно было, как стучали ходики на стене.
Мать лежала на топчане не смыкая глаз.
Внезапно за окном хлопнула калитка, послышались тяжелые шаги, глухой мужской голос. И тут же резко и настойчиво постучали в дверь.
Петр выскочил из своей комнаты к матери. Она бросилась к сыну, решительно толкнула его назад.
— Спрячься в горнице. Я сама.
Он закрыл дверь с другой стороны, опустил крючок.
Мать подошла к иконе, перекрестилась:
— Защити нас, царица небесная.
В дверь застучали сильнее.
— Сейчас! — крикнула она и отвернулась от иконы.
Распустила волосы, накинула на плечи платок, будто только проснулась и поднялась с постели. Пошарила спички, зажгла ночник, пошла открывать.
В избу ввалились четыре немца, грубо оттолкнули Ульяну с порога.
— Руки вверх! Всем оставаться на месте!
Ульяна подняла одну руку и отступила назад, к горнице. В другой руке она держала светильник.