— Да, продолжайте.
— Я хотел бы признать правильность вашей интерпретации законов преемственности. Очевидно, почти все согласны с ней. Но вы должны быть готовы согласиться с возможностью того, что если вы пойдете дальше и выберете сейчас нового спикера, у него будут законные основания претендовать на президентство.
— Вы хотите сказать, если мы выберем нового спикера до завтрашнего полудня.
— Безусловно.
— Ну, это будут спорные притязания. Они только усложнят положение.
— Но такая претензия будет абсолютно законна, не так ли?
— Я полагаю, вы можете так считать. Можно истолковать закон таким образом. Но многие выступят против этого.
— Однако в противном случае Брюстер останется на своем посту еще четыре года, несмотря на тот факт, что он явно извратил весь смысл Конституции.
— Избрание нового спикера будет выглядеть не меньшей издевкой. — Крейли покачал головой. — Я не могу поддержать вас. Вы не учитываете тот факт, что Брюстер будет драться не на жизнь, а на смерть — и Брюстер, в отличие от Уэнди Холландера, обладает достаточной популярностью, чтобы сделать эту борьбу ужасной.
— Мне кажется, — подал голос МакНили, — значительная часть его сторонников в мгновение ока исчезнет, если вы предложите публике привлекательную альтернативу.
Но Крейли не согласился с ним.
— Если вы осознаете, что страна находится на пороге взрыва, то вы должны отдавать себе отчет, что произойдет, если мы расколем ее борьбой, которую вы предлагаете. И так или иначе я должен еще кое-что сообщить вам: конгресс достаточно плясал под чужую дудку. Они больше не потерпят вашего неприкрытого вмешательства. Если вы попытаетесь пойти в атаку на Брюстера, почему вы не сделали этого раньше?
— Потому что я не подумал о жизнеспособной альтернативе Холландеру. И никто другой этого не сделал. Поймите, я не против Говарда Брюстера, я только против осуществления опасного прецедента. Я думаю, мы должны избежать его, если только можем.
— Но мы не можем. Уже слишком поздно.
— Я так не считаю, — сказал Саттертвайт.
— Дело в том, — произнес МакНили, — что Брюстер может добровольно пойти на это. Особенно если ему придется считаться с общественным мнением. Он знает, что если он попытается сохранить должность на следующие четыре года, его управление страной будет запятнано. Никто не забудет способа, которым он добился второго срока. Это будет постоянно терзать ёго. Диссиденты уже ненавидят его — и к ним присоединится множество других людей.
Саттертвайт подождал, пока атмосфера немного разрядится, и начал говорить со спокойной уверенностью:
— Я знаю Говарда Брюстера. Он не захочет быть объектом чьей-либо ненависти. Я думаю, мы сможем убедить его поддержать действия по назначению нового спикера парламента.
Крейли вздохнул:
— Вы должны простить мне мой скептицизм.
— Я убежден, что он вполне оправдан. Но допускаете ли вы такую возможность?
— В политике почти все возможно, Билл.
— Вполне достаточно. Это подводит нас к причине, по которой мы хотели переговорить с вами. Нам нельзя допустить, чтобы члены парламента снова разбежались. Можете ли вы собрать весь состав и держать их под рукой на время между этим моментом и полуднем четверга?
Крейли откинул назад голову и, прищурив глаза, пристально посмотрел на него.
— Я полагаю, вы даже нашли кандидата, удовлетворяющего нас во всех отношениях?
— Естественно.
— Ну?
— Это человек, который почти получил эту должность. Человек, которого Фэрли хотел видеть в своей команде — человек, которого Декстер Этридж представил как своего вице-президента.
— Эндрю Би, — выдохнул Крейли. — Господи Иисусе, Билл, мне кажется, вы дьявольски искусно продумали это.
9:45, восточное стандартное время.
Большой реактивный самолет приземлился в Эндрюз, и, когда он начал останавливаться у конца тормозного пути, Лайм расстегнул ремни. Он вышел из него слабо отдохнувшим после шести часов сна над Атлантикой. Вызов Саттертвайта по скремблеру застал его в Гибралтаре, и он подчинился инструкциям, прибыв впереди остальных в практически пустом самолете и оставив Шеда Хилла с поручением доставить домой все тела, живые и мертвые.
Солнце не показывалось. Взлетная полоса была мокрой, асфальт — скользким. Весь день казался наполненным серым унынием. Аэродромный джип с надписью «Следуй за мной» с шипением подкатил к самолету. На пассажирском месте сидел Саттертвайт.
Они прибыли в Белый дом в десять-тридцать. Агенты секретной службы кивнули Саттертвайту и мрачно поприветствовали Лайма. За их продвижением в сторону рабочего кабинета президента следило множество настороженных глаз. Тут и там стояли упаковочные ящики: Брюстер уложил вещи несколько недель назад и было заметно, что их начали распаковывать.