Она рванулась с места. Ольгерд бросился за ней. Нагнал на веранде.
— Ты куда?
— К ним! Только прихвачу видеокамеру, чтобы они не смогли вновь надеть овечьи шкуры.
— Ты хочешь прекратить игру? — спросил Ольгерд.
— Да! Принеси камеру!
Жилёнис пошел в гостиную, досадуя на свою недальновидность.
«Не надо было связываться с трупом. Я же почти на сто процентов был уверен в подобной реакции этих «друзей».
Когда он вернулся, Лора сидела в кресле и покачивала ногой.
— Что-то эмоции меня захлестнули, — с усмешкой сказала она. — Следует успокоиться. К тому же у нас заготовлен труп и мне ужасно хочется взглянуть на их вытянутые физиономии, когда они, уже пребывая в экстазе от ожидаемого их наследства, увидят меня.
Ольгерд не сдержал желчного смеха.
— Воображаю, какие у них будут морды…
— Верно подметил! Именно морды! Нелюди! Твари! Ехидны!
Лора не спала всю ночь.
Утром Ольгерд ей вновь заметил, что не стоит все-таки заглядывать туда, куда не следует.
— Наслаждалась бы сейчас обществом приятных людей. Сама испортила себе настроение…
— Не твое дело! — оборвала его Лора, но тотчас извинилась за резкость и попросила: — Ты поезжай, поснимай, если удастся.
— Хорошо. Признаться, мне самому стало интересно.
Вернулся Ольгерд через два дня.
— Что делают? — сухо поинтересовалась Лора.
— Веселятся. Заснял кое-что, но все в, том же духе.
— Показывай! — потянула она его за руку и уже спокойно села перед экраном, но их откровения вновь вывели ее из себя.
— Ты слышал? — Лора поискала глазами Ольгерда. — Ты где?! — раздраженно воскликнула она.
— Здесь! У окна. Пью кальвадос и отдыхаю.
— Так ты слышал? — обернулась Лора на голос. — Они считают, что я их пригласила для собственного увеселения… — она помолчала. — Что ж, правильно считают. Я, действительно, как кто-то из них заметил, владетельная герцогиня, а они… О!.. Они не придворные. Куда хватили! Они шуты. Жалкие и подобострастные!
— Чего злишься? Ты ведь на самом деле пригласила их для увеселения твоей особы, вернее, еще хуже. Ты задумала надсмеяться над ними.
— Я хотела их обрадовать, появившись перед ними живой и невредимой. Я так была уверена в них, — Лора смахнула с ресниц слезы обиды.
— Если бы ты была уверена, — зевая, отозвался Ольгерд, — ты бы не затеяла всей этой трагикомедии, от которой тебе самой стало тошно.
Ильховская еще раз, уже без возмущения и комментариев, внимательно просмотрела пленку. Поднялась, плеснула в бокал коньяка, накинула на плечи шелковый шарф и вышла на веранду.
Ольгерд остался сидеть у окна, безуспешно пытаясь запить кальвадосом свое раздражение. «Ну и работенка! Лазай по обрывам, проникай, как вор, на территорию замка. А заметила бы охрана?..» — Он взял стоящую на полу бутылку и почти до краев наполнил стакан.
Поздно вечером он спустился к морю, вплавь обогнул неприступную скалу и вышел на песчаный берег. Ветер, как назло, все дни был просто сумасшедший. Он словно хотел затянуть Ольгерда поглубже в море, поднимая волны, которые бросались на скалу, а потом откатывались от нее, захватывая все, что попадется. Один раз Ольгерду пришлось вступить с ними в борьбу за свою жизнь, они тянули его в открытое море, а он упорно рвался к берегу. Мокрый, пронизываемый насквозь все тем же буйным ветром, он стал взбираться вверх по обрыву.
Вид теплой компании, уютно расположившейся в гостиной, вызвал у него дикое раздражение. Они сходили с ума от переполнявшего их веселья, отчаянно флиртовали, а он стоял на балконе, вжавшись в стену, и осторожно снимал их на камеру. Благо балкон был расположен за одной из башен замка. Ветер дул здесь не так сильно, и через открытое окно было слышно почти все, о чем говорили друзья Ильховской.
— Зажравшиеся гады, — бормотал Ольгерд, думая о предстоящем ему возвращении. Опять обрыв, опять волны, бьющиеся о скалу… — И все из-за денег. Из-за этих чертовых денег. Вот уж поистине мне приходится их добывать потом и кровью.
Кальвадос снял напряжение, Ольгерду захотелось спать. Он пошел в спальню, упал на кровать и тут же заснул.
Проснулся оттого, что к нему крепко прижалась Лора.
— Ты… чего? — сонно спросил он, пытаясь оттолкнуть ее.
— Ольжик, мне страшно. Повсюду одни гады. Никто никому не нужен, никто никого не любит.
— Ну почему? Твои друзья просто в восторге друг от друга. Так и верещат…
— Лживые слова, лживые лица… Подонки, короче.
— Я тебе советовал, предупреждал… — Ольгерд обнял ее. — Недаром люди придумали семью. Она защищает человека.