— Но почему он мне ничего не сказал? — удивилась Леля.
— Он и мне велел держать рот на замке. Ему стыдно. Очень стыдно.
— Чего ему стыдно?
— Что он не может справиться со своей ненавистью к Борису.
— Я не верю в это, Сурок.
— Поверь, очень стыдно. А тут еще этого Шубина черти принесли. Зачем только Виталий его вызвал?
— Вызвал? Первый раз слышу.
— Я сама позавчера передала по телефону телеграмму. Только это большой секрет. Петуня и тот ничего не знает.
— У вас сплошные секреты последнее время. Прямо в детей превратились.
— Душа истинного художника та же детская комната, полная тайн, игрушек и сказок. Твой папа — творческий человек.
— Ты только вчера сказала, что он вот уже двенадцать лет…
— Забудь про это. Я была на него ужасно сердита.
— Так это правда или нет?
— Тсс. Они идут сюда. Поговорим потом.
Шуберт уже успел переодеться. Теперь на нем была майка с пальмами и зеленые шорты до колен. Леля обратила внимание, что тело его покрыто морским загаром.
— Я очень рад тебе. Я и не ждал, что ты сумеешь так скоро выбраться к нам, — говорил отец, поднимаясь рядом с Шубертом по ступенькам. — Малыш, а у нас нежданные гости.
— Мы уже виделись, пап. Шуберт разгуливал на пастбище, не рискуя потревожить твой княжеский сон.
— Правда? Но я встал сегодня по-солдатски — в семь тридцать. Правда, я дописывал «Закат»… — По его красивому лицу словно тучка пробежала. — Пошли, я покажу тебе его. Малыш, ты с нами?
— Я тоже пойду, — сказала Мила, быстро развязывая фартук. — Я не видела твой «Закат» в готовом виде.
Телефон звонил давно — кто-то решил во что бы то ни стало добиться ответа. Леля легко перемахнула через низкие перила балкончика и взяла трубку аппарата, стоявшего на подоконнике.
— Я знал, что подойдете вы, — услыхала она глуховатый голос Достигайлова. — Может, уделите мне несколько минут?
— Когда?
— Если не трудно, выйдите за ворота и сверните направо.
— Сейчас?
— Да. Одна.
— А в чем дело? — начала было она, но в трубке уже пищали частые гудки.
Она вышла через дверь на веранду, где ее поджидал Петя. На его левом плече восседал Ромка. С его большой когтистой лапы свисал белый крученый шнурок.
— Я с тобой, — сказал Петя.
— Во-первых, нехорошо подслушивать, во-вторых, я всего лишь собралась переодеться и привести в порядок волосы.
— Ты замечательно одета и причесана. Кто тебе звонил?
— Ошиблись номером.
— А мне показалось, это был кто-то знакомый.
— Дур-рак, дур-рак, — произнес Ромка с механическим хрипом в голосе. Ощущение было такое, будто у него кончается завод.
— Пожалуйста, позволь пройти.
Леля попыталась отстранить Петю рукой.
— Ты пожалеешь потом.
Он широко растопырил руки, попугай взлетел, шумно хлопая крыльями, и стал биться в затянутое капроновой сеткой окно.
— Отстань! Получишь по носу, Петуня.
Он больно схватил ее за обе руки.
— Этот человек ненормальный. Он хочет иметь то, на что не имеет права!
— Пусти! — Леля со злостью пихнула Петю в грудь. — Как ты надоел мне со своими дурацкими философствованиями. Зануда.
— Да, я зануда. — Он опустил руки. — Те, кому дано видеть будущее, очень скучные и неинтересные люди. Но ты не должна верить тем, с кем интересно и весело.
Совершив круг под потолком, Ромка уселся Пете на макушку. Он хлопал крыльями и верещал как резаный, тщетно пытаясь уцепиться когтями за его вихры.
Леля уже была на аллее.
— Погоди! Всего секунду!
Она замедлила шаги и обернулась. Ромка сидел на его плече, склонив набок голову и словно что-то нашептывал на ухо.
— Я все равно буду любить тебя. Что бы ты ни сделала. А теперь иди. Это неизбежно, как рок.
Она медленно побрела в сторону ворот. Сердце стучало гулко и часто.
Свернув за воротами направо, она огляделась по сторонам. Ни души. Лишь протягивает свои колючие стебли чертополох да где-то в кустах шиповника трещит сорока.
Леля присела на теплый, поросший дерном бугорок и перевела дух. Ей вдруг захотелось, чтоб не было этого звонка Достигайлова, чтобы время повернуло вспять… Хотя бы на неделю. Возможно, она бы прожила ее иначе.
— Спасибо, что пришли.
Она вздрогнула и подняла голову. Достигайлов стоял, уперев руки в бока — большой, грузный, совсем чужой.
— Я на две минутки.
Он подал руку и помог ей подняться.
— Да, конечно.
— Вы хотели мне что-то сказать?
— Давайте говорить друг другу «ты». Ладно?
Она обратила внимание, что лицо Достигайлова приняло просительное выражение. Из-под полуприкрытых век поблескивали неспокойные глаза.