Он запнулся, видимо запутавшись, а я просто медленно кивнула, проматывая в голове снова эту длинную речь и стараясь не зацикливаться на слове «ведь» — «тебе ведь знакомы...».
— Наверное, это было чем-то вроде проверки. Только, пожалуйста, не обижайся, я все-таки немного криво подбираю слова, тут без подготовки все гладко не скажешь, слишком сложно. А готовиться я к такому не могу, потому что риск передумать рассказывать вовсе составляет более 90%.
Я слегка улыбнулась — эти дурацкия сравнения в процентах он перенял у меня. Мы оба невольно многое переняли друг у друга в манере разговора за время отношений. Разве это не было одним из доказательств нашей близости?
— На самом деле у меня… дома... все было непросто.
Мне хотелось бы думать, что он запнулся на слове «дом», потому что уже привык считать своим домом мой город и мою квартиру. Но я уже понимала, что все окажется сложнее. Несколько раз я проверяла его телефон, когда улучала момент. Все выглядело так, будто он решил начать жизнь с чистого листа. Никаких контактов, переписок. В телефонной книге не было ни одного номера, как будто он вычеркнул из жизни и свой дом, и своих близких. Хотя я и не знала, были ли они, эти близкие. Его прошлое не было темой для разговоров, он уходил от вопросов, а я не могла настаивать на ответах, чувствуя преграду и отчуждение в такие моменты.
Единственная социальная сеть, которую он использовал, — это «Вконтакте». Но профиль у него был специфический — фотографий мало и они не показывали лица. В истории переписок сохранился только наш диалог. Раньше, кроме меня, в разделе «Друзья» присутствовало еще несколько страниц, но после приезда он оставил в друзьях только меня. Да и те страницы были такими же непонятными и закрытыми для чужих сообщений.
Все это со стороны выглядело жутко подозрительно, поэтому и первую встречу я назначила в людном месте, в баре, где я перед этим выступила и как-никак привлекла хоть какое-то внимание. Но потом… Все получилось как-то само собой. В свою очередь, мое внутреннее я просто не захотело его отпускать.
— Характер у меня был всегда сложный. В подростковом возрасте… Блин, извини, я сейчас…
Он встал с кровати и направился на кухню. Я вздохнула и крикнула вдогонку:
— Мне тоже захвати тогда.
Что поделать, разговор, похоже, будет нелегким и к тому же очень важным. Да и время было уже около полудня — проснулись мы поздно. Наконец приоткроется дверь и я узнаю хоть что-нибудь впервые за весь год. Хотя в наших непростых отношениях, наверное, год можно считать за два.
Вернулся он с двумя бутылками пива, снова забрался на кровать, но уже не лег, просто пристроился рядом сидя и вытянув длинные ноги. Открыл одну и протянул мне, затем занялся своей.
— Так вот… Характер у меня почи всегда был тот еще, а в подростковом он предсказуемо стал совсем мерзкий. Отец от матери ушел давно, я его не помню толком. То есть в качестве отца совсем не помню, возраст был еще такой, когда память не работала, — года два-три. Но позже видел его несколько раз, хотя разговор не о нем вообще-то.
Мать долго одна была, меня тянула, но сложно ей было со мной. Может, и хотела бы с кем-то сойтись, но с ребенком личную жизнь устроить почти невозможно. С таким, как я, во всяком случае.
Он прервался, сделал несколько больших глотков и только потом продолжил рассказ.
В общем, история была, как я и думала, нерадостной, а кое в чем она даже превзошла мои ожидания, хотя и постаралась себя заранее морально подготовить. Поэтому в процессе изложения Денис еще несколько раз отправлялся к холодильнику.
Его мать все же встретила своего мужчину, который, на беду для обоих, оказался бывшим военным. Опыт такой работы и специфическая профдеформация, наверное, подтолкнули мужчину к решительным действиям. Ведь у него действительно были благие намерения, когда он делал предложение его матери, — помочь своей избраннице по-мужски, в том числе и в воспитании трудного ребенка. Вот только подростковая психика далеко не всегда совместима с подобными методами воспитания, ведь недаром в армию берут только совершеннолетних.
Короче говоря, у них были довольно сложные годы взаимоотношений и Денис совсем обозлился. Несмотря на попытки дисциплинировать и — что уж там смягчать ситуацию — обломать его, в том числе и с помощью физических наказаний, он совсем отбился от рук. Мать порой плакала и говорила, что он весь в паршивца-отца, что, понятным образом, не привоило к положительному отклику со стороны сына, а еще больше отдаляло его.