Я непринуждённо поболтал с продавщицей, и она ответила мне улыбкой. Перекинулся парой слов с незнакомцами и дружески похлопал одного из них по плечу. Днём раньше, я бы схлопотал по морде за такую фамильярность, а сейчас только шутку в ответ. Они не знают, что я король этого города! Пусть. Они всё равно мои поданные. Пазл сложился. Я нашёл своё предназначение.
Я пришёл домой с бутылкой водки, налил рюмку, но как только попытался выпить, меня замутило, и я помчался в туалет. Вслед за блевотиной, я вылил в туалет всю бутылку. Как отрезало. С тех пор я ни выпил ни капли. Смерть дарит мгновения такой великой ослепительной любви и ликования, который не может дать ни один наркотик.
Между тем, мои дела пошли в гору. Злой, неугомонный дух щедро расплачивался за долгожданную свободу. У каждого своя истинная сущность, но чаще всего люди отворачиваются от себя. Моя же суть – холодный кровожадный зверь и я готов кормить его, чтобы он рос большой, большой. И как всякий человек принявший свою истинную природу, я получил силу. Нет колебаний и сомнений, постоянной гражданской войны внутри черепа. Я стал цельным.
Больше той осенью я никого не убил. Зато злостного трезвенника охотно принимали на разные работы. Без денег не сидел. На хлеб и колбасу хватало, а больше мне не нужно.
Наступила зима, и я начал писать свой первый роман. Я смотрел из окна на белый, пока ещё рассеянный, не вошедший в силу снег и понял, как будут звать моего маньяка. Потому что теперь я был в теме, и слова неожиданно легко полились на бумагу. Я просто выплёскивал свои истинные чувства и в моей груди пока ещё невнятно забурлил фонтанчик творчества. Но всё равно, над первой книгой я мучился почти девять месяцев. Не умел писать и был похож на человека, которого посадили за руль и предложили самостоятельно научиться водить. Всю зиму я марал бумагу и копил на компьютер. Наконец взял в кредит, подключился к Интернету и дело пошло веселее. Я обнаружил в сети кучу книжек по литературному мастерству и аккуратно проштудировал парочку, даже писал конспекты.
Я узнал о сюжетных хитростях, как создавать персонажей и ещё массу увлекательных деталей. Самому пришлось бы учиться десятилетиями. Теперь я лучше понимал технологию производства и тогда же вывел свой главный литературный принцип: «Удиви читателя». Литература из малопонятной белиберды превращалась в стройную логичную систему. Мне проще понимать, когда всё разложу по полочкам.
Благодаря Метельцевой, моей судьбы, моей любви, я стал похож на глубоководную рыбу, которую чьи-то безжалостные сети подняли на поверхность. Показали солнышко существу, которое до этого видело только отсутствие света. А потом взяли за волосы и утопили обратно. Причём, если раньше я плавал на средней глубине во тьме, то теперь опустился на самое дно в чернильный мрак. И чудовищный вес воды могу перенести только одним способом. Писать. Только это наполняет меня достаточной силой, чтобы выдержать безумное давление и непроглядную тьму. И я сам стал тьмой.
Закончилось лето, и я отправил свежеиспечённый роман в издательство. Той же осенью наш город впервые зашептался о нелюди, объявившейся в наших спокойных краях. Пока ещё робко, а полиция уже сурово одёргивала паникёров и разъясняла тупому населению, что нет никакого маньяка, а есть исключительно убийства из хулиганских побуждений. Все на бытовой почве. Я был доволен.
Книгу напечатали, бестселлером она не стала, но свой круг поклонников у меня появился. Местная элита по-прежнему не обращала на меня внимания. Мало ли любителей гоняют халтурку по издательствам и книжным магазинам нашей необъятной родины! Но мне уже не требовалось. Наоборот, теперь я старался сидеть тише воды, ниже травы. Моя жизнь текла по накатанной и всё бы ничего, если бы не одно но. Проклятая девчонка не выходила из головы, отравляя счастливые приливы творчества и приятные часы охоты на людей.
Нет, я больше не думал о нашем иллюзорном совместном будущем. В моей жизни нет места любви. Но теперь мне нужна была свобода от любовной зависимости, которая повисла на душе тяжёлой гирей и мешала жить. И тогда я дал себе зарок. Пять лет и ни днём больше. Если болезнь не пройдёт, я сам избавлюсь от её липких и бессмысленных чар.
Моя несбывшаяся любовь уехала в институт, причём не в соседний Углов, а в областной центр Ореховск. Но моя любовь не уехала никуда. Я физически устал от бессмысленного кружения её образа в моей бедной голове.
Однажды я случайно увидел её, выходящей из местного ночного клуба. Ореховск ведь не край земли, а сорок минут на автомобиле. Выходные она проводила в родном городе. Я проходил мимо, а она вышла в обнимку с каким-то парнем. С прежним она рассталась, когда он закончил школу и уехал учиться в Москву. Любовник смеялся, что-то говорил ей, она, улыбаясь, смотрела на него. Откинула волосы рукой, и я почувствовал себя собачкой, которая увидела хозяйку. Мне захотелось стать на задние лапки, смотреть на неё и преданно дышать, высунув язык. Парень поцеловал её прямо на улице. Я отвернулся и прошёл мимо.
Какая-то часть меня трепетала от её улыбки, а другая сжимала зубы от непосильной для души злобы. Медленно, на огне несбыточной страсти, во мне поднималась пена ненависти. Я ненавидел её за то, что она прекрасна; за то, что не моя; за то что живёт в другом мире, куда нет для меня входа; за то, что я не могу целовать эти губы; за все влюблённые взгляды адресованные не мне; за её кожу, неприкасаемую для меня; за жизнь, которую не могу с ней разделить. Ненавидел за то, что она счастлива.
Я периодически узнавал о ней через знакомых. Теперь, когда я стал писателем, у меня появилась масса новых приятелей. Я всё надеялся, что красотка скурвится, и моя любовь тихо угаснет сама собой от презрения и разочарования. Что деньги и мужчины испортят её. Может даже повезет, и она станет наркоманкой или потаскухой, а в идеале – потаскухой-наркоманкой, и мне не придётся убивать её. Но время шло, она по-прежнему ходила в ночные клубы, а портиться не торопилась. Встречалась всего с одним парнем, тем самым из клуба. И здоровье гробила без лишнего усердия. Она оставалась такой же смешливой, доброй и красивой. Только сменила причёску. Постриглась и перекрасилась в шатенку. Но ей шло. Ей всё шло, и не было ничего, что я не смог бы принять в ней, кроме самого факта её существования в моей жизни.
Я понял, что от судьбы не уйдёшь. Принял этот факт с философским смирением, но прошло пять лет, а я так и не решился. Не спешите осуждать меня и клеймить трусом. Я просто не смог.
Спустя год срок настал. Ей уже двадцать один, мне тридцать два. Надо остепенится, избавиться от детских иллюзий, пора, наконец, повзрослеть.
Часы незаметно проваливались как в песок. На улице загорелся одинокий фонарь, единственный на всю округу. Обожаю наш город. Никаких видеокамер, уличное освещение отсутствует, рай для маньяка.
Пора.
На столе зазвенел телефон, но я не вздрогнул. Слишком высокая степень сосредоточенности. Я мягко снял трубку.
- Алло!
- Ну что, маньяк, допрыгался! Вот и пробил час расплаты.
Я поморщился. Хриплый пьяный голос, очередной алконавт развлекается. Детишки мои книги редко читают, а вот некоторые взрослые хуже всяких детей. Хотя, что может быть хуже детей! Разве что тупые поклонники.
- Вообще-то у меня определитель, - сухо сказал я.
- Блин!
В трубке забибикало. Я взял фломастер и написал на дощечке номер телефона. Перезванивать не буду, но как-нибудь навещу, по настроению. Я ведь не мужской шовинист и не ограничиваюсь убийством женщин. Я вполне толерантен.