Оля испугалась и часто закивала, лишь бы мама успокоилась. Ее мамочка, самая добрая мама в мире, превратилась в монстра.
Весна
Мама заболела. Она все чаще говорила, что плохо себя чувствует, и оставалась дома, а вместе с ней и Оля. Отвезти ее в садик было некому.
Вскоре мать окончательно слегла, перестав ходить на работу. С Олей она почти не общалась, изредка называя ее девочкой:
— Девочка, принеси воды!
Оля потерянно бродила по дому, не выпуская Ваську из рук. Кошка осталась единственным существом, с кем она могла общаться.
Мама почти все время лежала в постели — или спала, или тревожно, постанывая, дремала, или смотрела в телевизор и над чем-то хихикала.
В редкие часы, выбравшись из кровати и невпопад одевшись, в домашних тапочках выходила в магазин, приносила какие-то продукты, бутылки, небрежно готовила, съедала, молча, в мертвой тишине, выпивала из горла, тут же курила и снова ложилась спать, не обращая на дочь никакого внимания. Оля потом доедала то, что оставалось — вместе с Васькой.
Половину кухни занимали пакеты с забродившими помоями, мусором — обертками, упаковкой, окурками, пустыми бутылками, смятыми пачками. Васька уже не брезговала и картофельной кожурой. Оля тоже.
Завяли все цветы, которые мама так долго выращивала и разводила. Оля попробовала их на вкус — они были горькие, но она все равно их ела, глядя на Ваську, уминавшего их с утробным, каким-то остервенелым урчанием.
Повсюду деловито сновали тараканы. Васька ловила их, резким движением прижимая — прихлопывая лапкой — к полу, а потом, быстро пережевав, заглатывала. Оля пока брезговала. Тараканы? Фу-у.
Выйти на улицу не получалось, мать запирала дверь на ключ, а ключ всегда держала при себе.
Есть хотелось все время.
— Животик ругается, Васька, — жаловалась Оля кошке. — Что бы покушать?
Васька щурилась, толкала лбом ей ногу и пододвигала лапкой мертвого таракана — ешь и держись, маленькая хозяйка!
Оля держалась, но преодолеть отвращение не могла.
Мать перестала вставать, и только требовала воды в редкие моменты сознания. Телевизор вместо бесконечных шоу стал показывать радугу с текстом о необходимости оплаты кабельного телевидения.
Отключили интернет, и все, что осталось Оле — играть в несколько загруженных на планшет игр.
Потом отключили свет, и окончательно умер планшет.
В доме сильно воняло, но девочка не чувствовала запахов. Сил не осталось даже на горе, девочке стало все равно.
Мама стала постоянно стонать, так громко, что Оля, взяв Ваську, уходила в самую дальнюю от спальни комнату — папин кабинет, закрывала уши и тосковала, сидя в кресле.
Откуда-то из другого мира слышался мамин (твари?) вой.
Море, папина улыбка, мороженое, мамин смех — все стало зыбким, нереальным, и таким далеким, словно и не было этого никогда, а были только вонь, грязь, мамины стоны, тьма, тараканы и тварь.
Оля точно знала, что Крабик — тварь — у мамы внутри. И он всему виной. Но как его вытащить, чтобы мама стала прежней мамой, она не знала.
Мог знать папа, но папа был далеко, а как ему позвонить? Оля знала цифры, и даже могла бы воспользоваться маминым телефоном, но какой у папы номер? Пустые мечты, да и мамин телефон давно умер.
Как-то ночью Оля проснулась в папином кабинете и услышала тишину. Девочка встала и, пошатываясь, пошла проведать маму. Шаги давались тяжело, и она несколько раз спотыкалась, падала и подолгу лежала, глядя в потолок — рыскала взглядом по нему в поисках Крабика — и отдыхая.
Наконец, Оля добралась до родительской спальни. Дверь была открыта, но из комнаты не доносилось ни звука, даже уже ставшего привычным шумного сиплого дыхания мамы.
Казалось, что мама спала. Мама? Нечто, лежавшее на кровати, меньше всего напоминало мать. Почерневшее, покрытое слизью лицо; ссохшееся, покрытое струпьями тело; багровые глаза; отросшие и подрагивающие ногти-когти. Рядом неподвижно лежала Васька. Ее глаза белели в темноте.
Оля сама не поняла, почему она схватила кошку, вместо того, чтобы кинуться к матери. С окоченевшей кошкой в руках она выбежала из спальни, захлопнув дверь, споткнулась, кувыркнулась, ушиблась, поползла в сторону папиного кабинета — спрятаться, скрыться. Была уже почти у порога, когда услышала скрип открывающейся двери спальни и мамин голос:
— Девочка убегает?
Лето
Ей показалось. Да и не мамин это был голос. Показалось.
Оля заползла в папин кабинет, заперла дверь. Отдышавшись, кое-как добралась до дивана, легла, уложила рядом кошку и прикрыла глаза…