— Ну уж только не я, — запротестовал гепард Геза, — посмотрите на мою фигуру — орхидея!
— Да не орхидея ты, а гепард! Ге-пард! Когда же ты наконец запомнишь? — вскипел вдруг медведь Медард. — И не хочешь ли ты тем самым сказать, что это я прибавил пять кило?!
— Да нет, что вы, — испугался младший ефрейтор, — нет, нет! Это, скорее всего, сирена Сероворонна прибавила пять кило.
Ворона поперхнулась очередным завыванием:
— Я-а-а? Пять килограммов! Да во мне всего-то не больше полкило!
— Интересно, — произнес задумчиво медведь Медард, — а сколько же это могло быть, когда в тебе было на пять килограммов меньше?
— Когда во мне было на пять килограммов меньше, я была семью несуществующими воронами, — хихикнула ворона.
— Не понимаю, — пробормотал медведь Медард.
— Я тоже только наполовину понимаю. То есть наполовину не понимаю, — неуверенно заметил гепард Геза.
— Если вы не прекратите, я нарочно сломаюсь, — пыхтел кабан Вольдемар. — Сроду терпеть не могу арифметику. И вообще я устал.
— Ну ладно, — сказал медведь Медард, — тогда я сам вас понесу, но только недолго.
Он подхватил в лапы патрульную машину вместе с сиреной и гепардом и нес их до тех пор, пока они не догнали наконец Микку-Мяу и Ватикоти. Тогда медведь Медард опять сел на кабана Вольдемара, а сирена закаркала во все горло.
— Ты что, подавилась? — спросила у Сероворонны Ватикоти.
— Вот еще! Не видишь, что я сирена?
— Отставить пререкания! — приказал гепард Геза, ловко спрыгивая с патрульной машины. — Вы арестованы, — обратился он к Микке-Мяу и Ватикоти.
— Возить задержанных на патрульной машине запрещается, — сказал кабан Вольдемар, подозрительно глядя на него.
— Транспортному средству разговаривать не положено, — строго заметил ему гепард Геза.
— А что значит «мы арестованы»? — спросила кошка Ватикоти.
— Видите ли, это значит, — бормотал медведь Медард, неуклюже слезая с Вольдемара (патрульная машина облегченно вздохнула), — это значит… гм… ну, одним словом, то, что вы арестованы.
— Прекрасно, — обрадовалась Ватикоти, — меня еще никогда не арестовывали!
— Не разговаривать! — прикрикнул на нее гепард Геза.
— А можно поинтересоваться, почему мы арестованы? — спросил кот Микка-Мяу.
— Потому что вы подозрительные типы. И похожи на бродяг, — надменно ответил младший ефрейтор гепард Геза.
— А почему же нам не быть похожими на бродяг, — улыбнулся Микка-Мяу, — если мы и в самом деле бродим по свету!
— Ой-ой, — растерялся медведь Медард, — это сильно меняет дело! Они в самом деле бродят по свету.
— Это только Микка-Мяу, — закричала Ватикоти, — а я не брожу!
— Не разговаривать! — Гепард Геза повернулся к медведю Медарду и тихонько шепнул ему: — Нигде не работают.
— Ах да, правильно, — хлопнул себя лапой по лбу медведь Медард. — Вы нигде не работаете.
— Это только Микка-Мяу, — опять закричала Ватикоти, — а я столько работаю, столько работаю!
— Не разговаривать! — повторил гепард Геза.
Медведь Медард кашлянул:
— Итак, за отлынивание от работ…
— Да откуда ты это взял? — перебил его кот Микка-Мяу. — Ты знаешь, сколько у меня работы?
— Вот как? Тогда расскажи: в чем состоит твоя работа? — потребовал медведь Медард.
— А посмотри на небо! — сказал Микка-Мяу.
— Смотрю, — вскинул вверх голову медведь Медард.
И все тоже посмотрели на небо.
— Ну и что ты там видишь?
— Барашковые облака.
— Какие они?
— Курчавые.
— Вот видишь!
— Что «вот видишь»?
— Как ты думаешь, отчего они курчавые?
— Отчего? В самом деле, отчего? — пришел в недоумение медведь Медард.
— А оттого, что я их завил, — ударил себя в грудь кот Микка-Мяу. — Я делаю их курчавыми.
— О, — поразились все, — это восхитительно!
— Эх, кто бы мне завил перышки… — вздохнула Сиреносельско-Сероворонна.
— Тогда мы заберем одну эту, — показал гепард Геза на Ватикоти. — Раз она нигде не работает.
— Работаю, работаю, — захныкала кошка. — Я помогаю Микке-Мяу.
— Она тебе правда помогает? — спросил медведь Медард.
Вместо ответа Микка-Мяу показал на небо:
— А вот, посмотрите!
В небе над ними проплывало еще одно барашковое облако. Косматое и растрепанное, да еще как растрепанное!
— Вот это работа Ватикоти.
— Зачем ты ей разрешаешь курчавить облака? Она все дело портит! — почтительно сказал медведь Медард.
— Да нет! Это облако, по-моему, самое красивое, — улыбнулся кот Микка-Мяу, — хоть и растрепанное.
И они с Ватикоти заговорщически рассмеялись.
Потом все вместе обедали. В мире и согласии. На зубах у кабана Вольдемара что-то громко хрустнуло.
— Опять ты вместо улитки камень съел, — хихикнул младший ефрейтор гепард Геза.
— Ха-ха, — ухмыльнулся Вольдемар, — я ем твою медаль!
