Помимо наркологии, меня также занимала психиатрия - уже лет в 13-14 я читал психиатрические учебники с описаниями различных душевных заболеваний и уродств. Я внимательно изучал всю эту невеселую клинику, особо интересуясь психофармакологией.
Чем я интересовался еще? Да много чем. Например, токсикологией, пиротехникой. Правда, интерес к этим дисциплинам типичен в целом для подросткового возраста: 14-летний пацан зачастую даже не задумывается над тем, что какая-нибудь его очередная затея чревата для него глупой бессмысленной смертью, он как будто не верит в то, что он может вот так запросто взять и умереть. Это самый безрассудный, самый безбашенный возраст.
Примерно в этом же возрасте в сферу моих интересов попали различные темные культы: сатанизм, вуду. Я почитывал Алистера "Антихриста" Краули и прочую литературу, касающуюся подобного рода явлений, рисовал пентаграммы и каббалистические символы. Но очень скоро я потерял интерес ко всей этой мистической ерунде, придя к убеждению, что всё это вторично, и не какие-то темные потусторонние буки сеют в этом мире боль и ужас, а обычные смертные люди, и зло и добро обитают не в заоблачной выси, а рядом с нами, в повседневной обыденности. Ужас прост и будничен, мы живем с ним бок о бок и настолько с ним свыклись, что уже и не замечаем его.
Надо сказать, что я никогда не был зациклен на мрачных сатанинских культах: я интересовался, например, язычеством, имеющим, на мой взгляд, скорее светлую энергетику, да и вообще религиями и верованиями мира.
Я всегда был неравнодушен к различным асоциальным деструктивным явлениям, тяготел к любым формам экстремизма: будь то политический экстремизм (я метался от крайне левых взглядов к крайне правым, в 17 лет имел серьезные намерения вступить в ряды Национал-Большевистской Партии Эдуарда Лимонова, объединившей под своим крылом разношерстное сборище радикально настроенных молодых людей, так и не сумевших толком идентифицировать себя как "крайне правых" или "крайне левых", имеющих за душой чаще всего эклектичные, разрозненные политические воззрения, а иногда просто тягу к экстремизму - в общем, как раз то, что мне было нужно в то время), или же, например, футбольный фанатизм.
Отмечу одну важную закономерность: чаще всего мой интерес к вышеупомянутым темам носил чисто теоретический характер - я не вступил в какую-нибудь секту сатанистов, не стал членом НБП, не состоял в фанатской группировке и т.д. Моё тяготение ко всему экстремальному и запредельному не имело таким образом практической реализации, инстинкт самосохранения не позволял перешагнуть грань между безопасным теоретическим ознакомлением с позиции постороннего наблюдателя (пусть даже сочувствующего) и конретными действиями, чреватыми серьезной опасностью для тела или разума.
С раннего детства ничто на свете не вызывало во мне большего удовольствия, чем заниматься творчеством самому и познавать плоды творческого самовыражения других людей. Сложно, пожалуй, найти такой вид творчества, который бы оставлял меня равнодушным, где бы у меня не было своих любимых авторов.
В 14 -15 лет меня уже куда больше занимали философско-художественные изыскания, творчество Достоевского и Сартра, Тарковского и Сокурова, Кандинского и Филонова, чем ежедневная пустая возня и трёп во дворе со стадом оболтусов, которым были абсолютно по пенисне какие бы то ни было высокие материи. Мне необходимо было общение со сколь-нибудь интеллектуально содержательными, самобытными и неординарными людьми, не чуждыми творческой активности, с которыми можно было бы поделиться прочитанным, увиденным и услышанным, от которых я мог бы получить толковую конструктивную критику на какой-нибудь свой очередной опус. Надо было "искать таких, как я, сумасшедших и смешных, сумасшедших и больных". Таковые нашлись.