Я пыталась представить себе кладбище. Ванечку в гробу опускают в яму.
И не чувствовала ничего.
Когда мы добрались до родителей мужа, там уже были люди в синих медицинских спецовках, которые приехали, чтобы забрать Ванечку в морг.
Он лежал в своей комнате на кровати и был совершенно не похож на самого себя. Его завернули в черный полиэтилен и вынесли из квартиры.Словно невидимый колпак отделял меня от мира эмоций. Я угорала на внутренней отделке дома друзей и не замечала, что у меня постоянно течет из носа и глаз. Не потому, что я что-то чувствовала. Но как аллергия на краску.
Работа не развлекала и не отвлекала меня. И когда я сдала объект, глаза продолжали слезиться.
По ночам я старалась не шмыгать носом, чтобы не мешать мужу спать, но во сне судорожно всхлипывала.
И ничего не чувствовала.Как-то ночью позвонила свекровь и сказала, что мы должны выкопать Ванечку из могилки, потому что он там живой. И, если мы не сделаем этого, то она сама поедет и выкопает.
Мы вызвали врача. Свекрови поставили диагноз «шизофрения». Прописали капли, которые следовало капать ей в чай.
Я тоже мечтала о каких-нибудь каплях, которые можно было бы выпить с утра и перестать чувствовать вялость, слезливость и боли в суставах.
Я давно уже не отвечала на регулярные страстные письма Педро Алехандро типа:Холла, чикита!
Я узнал, что в Москве выпал снег. Пожалуйста, береги себя и одевайся теплее. Потому что ты, моя девочка, по-прежнему в моем сердце. Я думаю о тебе дни и ночи напролет. И я посылаю тебе самый горячий шоколадный поцелуй.
Твой Алехандро.Пришло извещение, что суд признал мою правоту. Я, радостная, позвонила юристу, и он мне разъяснил, что решение суда теперь будет передано судебным приставам, но еще неизвестно: удастся ли им получить деньги. Если же судебные приставы не взыщут требуемой суммы, можно будет попробовать возбудить уголовное дело, но неизвестно: признают ли это дело уголовным, так как в сущности состава преступления для возбуждения уголовного дела нет.
В этот день я в гостях у подруги впервые в жизни пила водку. Не одну стопочку в пятьдесят грамм, как бывает после лыжной зимней прогулки, а именно пила. И страшно напилась.
– У меня кризис доверия. Кризис доверия к русским прорабам. – Я зло говорила, что русские – жертвы геноцида. – Ну, ты подумай, он, русский мужик, кинул на деньги меня – русскую бабу. И это нормально? В порядке вещей, да?
Я была занудна, и моя подружка сменила тему, сев на свою любимую козу:
– А ты знаешь, я вот поправилась на целый килограмм – из-за нервов! Нельзя нервничать. Я не вылезаю из фитнеса, не ем на ночь, и все равно мне не нравится, как на мне сидят мои джинсы!
– Милая, что же мне остается, – вздохнула я и меланхолично покосилась на зеркало, – у меня жопа почти вдвое больше твоей.
– Ну, ты другое дело! – легко согласилась подруга. – Ты старше. И ведь ты уже рожала… и столько всего пережила, что твое тело уже не может войти в прежнюю форму. И потом, ты ведь ездишь по этим ужасным строительным рынкам, перекусываешь там наспех чебуреками. А это очень вредно для фигуры… Ты не обижаешься?– Нет, нет, что ты.
– Знаешь, я в последнее время решила говорить то, что думаю. Какой смысл в этих фальшивых светских разговорах?
– Ты абсолютно права.
Я знала, что раз она захватила инициативу разговора, то сейчас начнется ее вторая любимая тема: не стоит иметь детей, поскольку с ними много хлопот и они портят фигуру. Поэтому я решила пойти в наступление и выпалила:
– Ты знаешь, я уезжаю в Гавану!
Она помолчала, потом спросила:
– Надолго?
– Не знаю.
– А как же муж?
– Не знаю. Даже не знаю, как ему сказать об этом.
Весь вечер подруга меня отговаривала. Но чем больше она приводила аргументов, тем явственнее я ощущала себя уже не здесь, не в ее тихой квартирке с уютными бархатными подушечками и висюльками из страз.
– Надо пойти в церковь, чтобы принять правильное решение, – заключила подруга.
И мы пошли в Новодевичий, где под пение церковного хора я подняла глаза к голубому с ангелами своду и увидела в клубах курящегося ладана самолет «Москва – Гавана».Вернувшись домой, я остановилась на пороге кабинета, глядя на спину работающего за компьютером мужа.
Не решаясь сказать ему о своем решении целую неделю, я отправлялась на кухню мыть посуду или готовить обед. Я не чувствовала вкуса пищи, и мне казалось, что качество моей стряпни ухудшилось.
– Слушай, по-моему, я пережарила мясо?
– Да нет, что ты, все в порядке. Отличное мясо. И прожарка отличная. Еще вина?
– Да, пожалуй.
Я сделала большой глоток. Потом еще один.
К моему удивлению, муж воспринял новость без эмоций:
– Надо так надо. Езжай…