— Ну ты и выдал боксерский поединок, — произнес он, кивая в сторону кухонного окна, что выходило во дворик.
Позади меня Люсия ойкнула и бросилась в спальню.
— Я сейчас! — крикнула она, и дверь с легким стуком закрылась за ней.
— Откуда вы здесь, амиго Пиньейро? — спросил я, стараясь говорить непринужденно. — Как нас нашли?
Барба Роха усмехнулся.
— Это моя работа, Луис. Всегда знать, где находятся нужные люди. И что они делают. Или могут сделать. Адрес сеньориты Люсии известен, да и ты вроде сбегать не собирался.
В его словах не было угрозы, лишь констатация факта, но мне все равно стало не по себе. Я вдруг почувствовал себя под колпаком, будто каждый мой шаг был записан и проанализирован. Сплошной контроль, и никакой свободы.
— Что будем есть? — спросил я Пиньейро. Он хоть и мой начальник, но увольнительная еще не закончилась, и к тому же он начал готовить.
— Кофе и тосты, — ответил Барба Роха. — Ты жаришь гренки.
Вернулась Люсия, одетая во вчерашнее ситцевое платье с турецкими огурцами. Она выглядела смущенной, но постаралась сохранить невозмутимый вид. Мы сели за стол, и принялись завтракать. Тосты были хрустящими, кофе горячим и крепким.
— Хорошо посидели, — произнес Пиньейро, доедая последний тост. — Но дела не ждут. Нам надо срочно выдвигаться.
Я увидел как напряглась Люсия. Ей явно не понравился приказ Бороды.
— Куда? — спросил я, не глядя на него.
— В Гавану, — ответил Мануэль, его голос стал серьезным. — Время пришло.
Я перевел взгляд на Люсию. Она сидела молча, лицо было грустным. В ее глазах читались и тревога, и решимость. Она понимала, что это значит. Мнда… Недолго продлился наш «медовый месяц».
— Зачем?
— Слышал выражение «падающего — толкни»? — спросил Борода и сразу же продолжил: — Режим Батисты вот-вот рухнет. Мы знаем, как ускорить его крах.
Мне-то это зачем⁇ Я в революционеры не записывался. Но похоже меня записали «явочным порядком». Сразу как явился к партизанам с Педро… Или вместо Люсии записочку понёс, так вернее.
— До встречи, Люсия, — сказал я, вставая из-за стола. — Адрес ты мой знаешь. Если что — оставлю записку у двери.
Девушка поднялась. В глазах у нее были слезы. Она обняла меня крепко, прижавшись всем телом.
— Будь осторожен, Луис, — прошептала она. — Пожалуйста!
Я лишь кивнул. Слова были не нужны.
Мы вышли из дома. Джип Пиньейро уже ждал у калитки. Сантьяго стоял рядом, его лицо было серьезным, он сосредоточенно дробил челюстями жевательную резинку. Я забрался вперед, Пиньейро сел за руль, Сантьяго прыгнул на заднее сидение. Джип, чихнув, тронулся с места, оставляя позади дом Люсии и ее печальный взгляд.
Мы ехали на запад от Баямо по узкой, ухабистой дороге, петляющей между холмами, поросшими густым лесом. Дорога становилась все уже, превращаясь в еле заметную тропу, и я невольно думал о том, как легко здесь заблудиться. Примерно через час мы приехали в маленький поселок. Как он называется, неизвестно — никаких указателей на дороге не было. Мы проехали его почти насквозь, и остановились не то на заросшей травой площади, не то на вытоптанной поляне. Мы загнали наш джип поближе к другим, их в рядок под деревом стояло уже пять штук. Кучкой собрались такие же, как и мы, сопровождающие. А основные фигуры — шагах в десяти.
Фиделя я узнал — трудно не запомнить, если почти каждый день видишь. Остальных мне показал Яго. Он, кажется, вообще всех знал. Лохматый симпатичный молодой человек лет тридцати с жидкой бородкой — Че Гевара. Тоже аргентинец, разговаривает со своим земляком, недоброй памяти Фунесом. Тот, правда, больше меня не доставал. Может, передумал. Или ждет удобного момента — кто ж его знает, психа этого. Улыбчивый здоровяк, чуть не на голову возвышавшийся над остальными — Камило Сьенфуэгос. Гладковыбритый скромняга, стоящий чуть поодаль — Рауль, младший брат Фиделя.
Видать, командиры недавно пили кофе — в воздухе витал его запах, смешанный с сигарным дымом. Я, стараясь не привлекать к себе внимания, вышел из джипа и встал чуть в стороне, прислонившись к стволу раскидистого баньяна. Все понятно — собрание партизанских командиров.
Фидель подошел к краю поляны, где стоял ветхий сарайчик, облупившийся от солнца и дождей. Совсем рядом с нами. Он что-то оживленно рассказывал Сьенфуэгосу, жестикулируя сигарой. Внезапно раздался резкий хлопок. Я инстинктивно пригнулся. Пуля с сухим звуком впилась в деревянную стену сарая, буквально в паре сантиметров от головы Фиделя. На дереве над нами закричали птицы, вспорхнули с веток. Я замер, ожидая реакции. Но Фидель даже не обратил на это внимания. Он лишь слегка повернул голову, бросил короткий взгляд на пулю, затем снова повернулся к Камило и продолжил говорить, словно ничего не произошло. Его голос не дрогнул, а лицо оставалось абсолютно невозмутимым. Сразу начался переполох. Повстанцы бросились в сторону, откуда предположительно прозвучал выстрел. Кто-то крикнул команду, и десятки вооруженных людей начали прочесывать лес. Я услышал шум шагов, шелест листвы, приглушенные голоса. Искали снайпера, который, кажется, растворился в воздухе.