– Шел!
Лейси сделала шаг в его сторону, но споткнулась о неровную плитку паркета. Нога ее задела руку Джонни. Тот резко поднял голову, а она отпрыгнула в сторону, сознательно стараясь не поднимать головы, чтоб он не увидел, как она густо покраснела.
Однако это не укрылось от его внимательного взгляда, и она покраснела еще сильнее.
Лейси схватила Джо за руку, нижняя губа у мальчика поджалась, и он не сдвинулся с места. Он продолжал гладить Нерона, и ей пришлось потянуть его сильнее. Но Джо так и сидел на корточках как ни в чем не бывало, не собираясь покидать нового друга и собаку.
Миднайту стало ясно, что она ничего не может поделать с Джо, а он ни в грош ее не ставит.
– Джонни…
Их глаза встретились.
Она была явно огорчена до предела, в глазах ее читалось подлинное страдание. Трудно было относиться к ней как к врагу.
– Пожалуйста, – прошептала она. Наступила тягостная тишина.
Он ей нужен.
Он нужен малышу.
– Пожалуйста, – повторила она таким тихим голосом, что отказать было невозможно.
– Лучше слушай, что говорит мама, а то сидеть нам в конуре вместе с Нероном, – примирительно проговорил Джонни, задетый за живое ее просительным тоном, сводящим на нет всю его враждебность.
Она страдает не меньше, чем он. Он это чувствовал. У них общий ребенок, и ему нужны они оба.
– Рад был повидать тебя, Джонни, – несколько смущенно проговорил Джо, беря его за руку.
Маленькая ручка мальчика утонула в его лапище.
– Я тоже рад повидаться с тобой. Увидимся завтра.
– Ты не шутишь? – пристально посмотрел на него своими грустными глазами мальчик.
– Обязательно, – мягко, но твердо пообещал Джонни.
Джо обхватил его за шею. Увидев этот непроизвольный жест, о котором она могла только мечтать, Лейси прикусила губу. Ей пришлось еще раз дернуть его, прежде чем он уступил и позволил увести себя. Уже у самой двери в свою спальню Джо нашел новый повод задержаться:
– Мам, Марио, кажется, заснул у телека. Дай я схожу и разбужу его, чтоб он шел спать тоже.
– Нет…
– Мам…
Лейси снова с мольбой посмотрела на Джонни.
– Я разбужу Марио, – положил конец пререканиям Джонни.
Наконец Лейси с Джо удалились, Марио пошел к себе, и Джонни остался один. Тишина была невыносимая. Миднайт подошел к окну. Такси стояло под фонарем.
И чего ей в голову пришло уводить Джо, если им надо тут же уходить. Но ему не хотелось попусту ругаться с ней при Джо.
А сейчас Джонни подумал, что лучше было б не позволять уводить мальчика. Она понапрасну теряет драгоценное время. Невозможно узнать, кому принадлежит этот тихий шепот в трубке, где тот человек в данный момент находится. Может, телефонный звонок был ловушкой.
Миднайт уже было решил идти за Лейси, но в это время она вернулась. Лицо у нее было бледным.
Сердце его забилось при виде ее, и он сам себе стал противен за это, а в результате совсем взбесился, когда она, не обращая на него внимания, направилась в угол, где была кухонька, и, повернувшись к нему спиной, стала лить в раковину моющее средство.
– Мальчонку спровадили, – негромко произнес он, но в голосе его чувствовалось раздражение.
Лейси с такой силой швырнула тарелку в раковину, что та, наверное, треснула. Она водила пальцами по краям, не произнося ни слова.
– Я ему понравился, и тебя это задело, – умышленно язвил он, чтоб сделать ей больно.
– Ну так что! Понравился так понравился! – Лейси резко пустила воду на тарелку. – Разве дело в этом?
– Для меня – да. Я всегда с самого начала знаю, как настроены присяжные. Выиграю я или проиграю.
Она все терла и терла злосчастную тарелку и никак не могла остановиться.
– Это тебе не в суде дела провертывать.
– Это самое важное дело в моей жизни. И похоже, победа будет за мной, дорогая.
– Не смей называть меня так!
Джонни ухмыльнулся, с горькой радостью отмечая, что ласковое обращение режет ей слух, как и ему.
Мокрая тарелка выскочила у нее из рук и разбилась. Лейси ужасно побледнела. Фиалковые глаза ее стали еще огромнее. Она резко обернулась. С тряпки на пол потекли струйки воды.
– Зачем ты его так завел? Обычно он такой спокойный. Из-за тебя он начал приставать ко мне со своими дурацкими вопросами.
– Но может, стоило на них ответить, вот и все.
– Ах ты уб…
– Эй… эй… будет. Не заставляй меня приставать с вопросами на тему, как ты могла все это натворить. Ты скрыла от меня моего ребенка. Ты вышла Сэма. Как велишь ко всему этому относиться?
– Хватит. Теперь ты все знаешь о Джо. Повидал его и пообщался с ним. Может, пора и честь знать?
– Отличная мысль! Собирай вещи. И его тоже.
– Джонни…
– Я не меньше тебя устал от этих игр. Вы оба едете со мной.
– Но ты же на дух меня не переносишь! Ты же меня ненавидишь!
Черные брови Миднайта сошлись на переносице, глаза сощурились, хотя на губах играла ироническая ухмылка.
– Ты правда так думаешь, Тростиночка, дражайшая моя? – Он сделал шаг в ее сторону и теперь вдыхал аромат духов, исходивший от ее тонкой гладкой кожи; он подошел почти вплотную и мог теперь чувствовать жар ее тела, мог нашептывать ей на ухо тихие слова.
– Боюсь, «ненависть» не то слово, слишком слабое, чтобы выразить весь букет чувств, которые я испытываю по отношению к тебе.
Джонни нагнулся и поднял с пола зазубренный фарфоровый осколок.
– Осторожней, Тростиночка, а то поранишься.
– О Боже, как можно быть таким эгоистом!
У Миднайта брови полезли вверх; изображая полное недоумение, он бросил осколок в помойное ведро.
– Это я-то? Вот уж воистину с больной головы на здоровую…
– Ты бы лучше подумал, как это подействует на Джо.
– Я как раз об этом и думаю – о своем сыне Джо. – В словах чувствовалось намерение обидеть, оскорбить. – Я ему нужен. Ты знаешь, кого он мне напоминает даже больше Натана? Коула в его возрасте. – Нет, как ты можешь такое говорить.
– Но это правда. Его отвергли. Он тебя сторонится, а в глубине души жаждет твоей любви и внимания. – Как и я.
– Что я и намерена дать ему, если ты оставишь нас в покое.
– Женщине трудно вырастить мальчика одной. Без отца он рано или поздно станет совсем неуправляемым.
– Но к нам-то это какое имеет отношение? Разве мы можем жить под одной крышей как мирная пара?
– Насчет примирения и речи нет, конечно. У тебя была бы своя комната, своя постель, неприкосновенность частной жизни… По мне, лучше спать с дьяволом, чем с тобой.
– Я бы предпочла с коброй.
– Ну, вот видишь. В нас больше сходства, чем кажется.
– У тебя странное представление о сходстве.
Миднайт не мог отделаться от искушения дотронуться до ее лица руками, но, как только его грубые пальцы коснулись ее гладких как шелк щек, он понял, что совершил ошибку. Его пальцы погрузились в ее шелковистые волосы, и она оцепенела и перестала дышать.
– А у тебя странные представления об истине, верности и надежности, Тростиночка. Я любил тебя. А ты предпочла Сэма.
Он отдернул руку, и Лейси стала судорожно глотать воздух. Джонни тоже был потрясен.
Пытаясь скрыть свое состояние, он схватил ее чемодан.
Крышка не закрывалась, и он откинул ее и стал уминать набросанное шелковое женское белье – трусики, панталоны с кружевами, лифчики, блузки, нижние рубашки. Шероховатые пальцы, словно напильник, цеплялись за нежный прохладный шелк. От этого он злился еще больше.
Она права – надо быть безумцем, чтоб говорить об их совместной жизни. Но никуда не денешься. Злясь на все и вся, он что есть силы захлопнул крышку и запер замочек, несмотря на упрямо вылезающие изо всех щелей края одежды. На чемодане были колесики; Миднайт со злостью пихнул его ногой, и тот покатил по неровным паркетинам, громыхая, пока не врезался в дверь.
– Ты думаешь собирать вещи Джо или это сделать мне? – резко бросил он Лейси.
– Мы с тобой никуда не поедем. Джонни сжал челюсти.