- А говорят они как чисто, - снова вступил Яков. - Ведь никакого акцента, даже у китайца. Да вообще странный он, эту оперную школу закончил, а потом на дохтора учился. На новичка в этом деле не похож, и командир он у них! Когда успел?
- Ну, в этой школе он с восьми лет учился, мне Марья сказала, - пояснила Зара.- Десять лет, потом на дохтора…
- Вот! На дохтора еще десяток, а остальное когда?
- Да нам каким боком, шо то за цацы, и откуда они таки приехали? - старый музыкант промокнул платком лысину. - Как говорила Ривка, да будет земля ей периной, меньше знаешь, дальше будешь. А то, шо они нас из ямы вытянули, так это уже за шото говорит! И я теперь интересуюсь понять, Федор, кто с твоими манцами у фургонов на козлы сядет? Скока нас и скока тех фургонов?!
- Фургоны не продам! Вы что, забыли, кто тут хозяин?!
- Все мы помним! Только если ты думаешь, что они, за свои же деньги будут вилять перед тобой формами и делать вид сбоку, то ты ошибаешься! За конюшню придется платить тебе.
- И заплачу! - Федор вскочил со стула и выбежал из фургона, громко хлопнув дверью.
- Упертый осел! - вздохнула Зара.
Яков промолчал, но было видно, что он полностью согласен с женой.
- Шлемазл поц... - заключил Изя и обернулся к Заре. - Ты шо, в нее заглянула?
- Заглянула, - цыганка зачем-то оглянулась на дверь и понизила голос до шепота. - Да только сама не знаю, что увидела. У Марьи за спиной нет дороги, как будто вчера родилась. Зато вперед далеко тянется и в каком-то тумане прячется. Не обрывается, а уходит.
- Так сколько ж ей лет? Ты же всегда точно знаешь, как бы ни молодились дамы.
-Такое и вслух сказать-то страшно, - вздохнула, помялась и озвучила. - Если по длине дороги, так к сотне подбирается!
Утро, по-другому, кажется, и быть не могло, началось с Неваськиного нява. Только сегодня голос у котячьего биофага был не противный, а басовитый и местами даже кокетливый. Марья вопреки недовольству командира, соорудила себе стационарную утреннюю чалму. Спать в парике она отказывалась на отрез! Вот и сейчас надела, не глядя, на голову, запахнулась в халат и вышла, зевая. Поздоровалась со стоящим у палатки сержантом и тремя темнокожими женщинами. Верней, матроной почтенного возраста и столь же впечатляющего объема, которую Робин представил мамой Иду. И двумя ее дочками, молоденькими, округлыми и крепкими. Именно перед ними, распушив хвост, красовался Невс. А девушки гладили его в четыре руки и старались не хихикать под строгими взглядами мамы. Марья прямо в халате и сапогах на босу ногу отправилась показывать фронт работ. Предложила сначала выгрести мусор, а чуть позже, когда Оле принесет ведра с горячей водой, уже приступить к мойке. Сержант подтвердил подозрения завхоза, что завтраки во вчерашнем пабе подают не хуже, чем обеды. Робин задумчиво смотрел вслед уходящей, и стать ему белым, но такую уверенную и независимую до полной оторопи женщину, он видел впервые. Вряд ли такая будет безропотно слушаться своего мужа, если он ей, конечно, муж. Все было не так, включая широкую, абсолютно мужскую походку, совершенно не идущую к платьям. Нет, женщина и девушка ни в коем случае не были вульгарными простолюдинками, но и аристократками они не были. Что же с ними не так?!
-Привет, Робин! О чем задумался? - Оле нес два ведра с чем-то голубоватым. - Кому тут ведра сдать?
- Давай я отнесу, - поспешно предложил чернокожий полисмен, пытаясь перехватить ведра.
- У меня что, руки отвалятся еще два шага их пронести? - удивился швед. Робин показал, куда нести, размышляя, как объяснить, что белому не пристало подносить ведра темнокожим женщинам. А объяснить придется, иначе… Оле поболтал пальцем в ведре, взбивая пену, и объяснил, что этим надо мыть, а вот смывать не надо, высохнет и ладно. Улыбнулся женщинам и повернулся к сержанту.
- Робин, ребята уже притащили из того паба оладий и кленового сиропа и пирогов каких-то. Пошли завтракать пока горячее.
Посмотрел на удивленно замершего сержанта:
- Ты че завис? - хлопнул его по плечу. - Пошли, пошли, а то все схомячат.
Швед не заметил изумления, с которым переглянулись уборщицы.