Профессор вежливо кивнул и удалился. Нора повернулась к Сэму.
– Ах ты, хорек! – прошептала она. – Ты должен был предупредить меня.
– Я хотел это сделать. Но каждый раз, как я тыкался к тебе, вокруг толпился народ. – Он вытащил трубку из кармана куртки и сунул ее в рот. – Кстати, это правда, что ты собираешься в следующем месяце организовать свою выставку в нью-йоркском «Клей-клубе»?
Она с любопытством взглянула на него.
– Откуда ты это знаешь?
– От Арлин. От кого же еще?
– Арлин иногда слишком много болтает. С выставкой еще ничего не определилось. – Она поискала глазами профессора Белла. – Ты в самом деле считаешь, что он может что-то отобрать?
– Кто знает? Будем держать кулаки. Давно пора, чтобы в Сан-Франциско появился еще один настоящий скульптор кроме Буффано.
– А ты считаешь, что я настоящая, Сэм? – спросила она, и глаза ее внезапно посерьезнели.
– Ты самая настоящая из тех, кто тут есть, – ответил он, тоже становясь серьезным. – И у меня такое ощущение, что Белл согласится со мной.
Она глубоко вдохнула.
– Тогда я буду держать кулаки на обеих руках и на ногах. Оглядывая собравшихся, он улыбнулся.
– Если это сработает, то не имеет смысла прислушиваться к художнику, который утверждает, что подлинное вдохновение можно найти только в марксизме.
Она засмеялась.
– Бедный Сэм, и у тебя есть проблемы, не так ли?
– С чего ты взяла? – насупился он. – После тебя их у меня не бывало.
Она прикоснулась к нему рукой.
– Не потому, что я меньше люблю тебя, Сэм. Просто я выбрала свою судьбу. Кроме завода и студии у меня ни на что больше не остается времени.
– Ты все время в напряжении. Тебе нужно прибегнуть к одному из моих знаменитых способов расслабления.
Она задумчиво посмотрела на него. Никто из них не мог считаться глупцом. А польза была. Она ничего не означала, и она означала все. Таков был мир, в котором им приходилось жить.
– Это было так давно, Сэм, верно?
– Очень давно, – согласился он.
– Ты считаешь, что целитель может найти для меня время сегодня вечером?
– Считаю, что это мы сможем организовать. Около восьми, у меня?
– Я буду.
Она наблюдала за ним, когда Сэм подошел к профессору Беллу. Она попыталась услышать, о чем они разговаривают, но прикосновение чьей-то руки заставило ее обернуться.
– Как дела, моя дорогая?
– Прекрасно, мама.
– Я рада. – Сесилия Хайден улыбнулась. Она не часто позволяла себе улыбаться, и ее на этот раз блестящие голубые глаза сияли под тщательно уложенными седыми волосами. – Я подумала, не найдется ли у тебя времени, чтобы сделать мне небольшое одолжение?
– Какое, мама?
– Здесь один молодой человек, сын друга твоего отца. Я совсем забыла о выставке, когда сегодня днем пригласила его на коктейль. И он, скорее всего, останется к обеду.
– Ох, мама! – вскинулась Нора. – Вот уж не ко времени. У меня так много дел!
– Прошу тебя, дорогая.
Нора посмотрела на мать. Эти два слова обезоружили ее. Несмотря на свою хрупкую внешность, Сесилия Хайден была несгибаема, как скала.
– Он выглядит таким симпатичным молодым человеком, – продолжала она. – Герой войны. И через три дня он возвращается в армию. Уверена, он тебе понравится. Я велела Чарльзу привести его сюда, когда он появится.
Нора кивнула и успела повернуться к Сэму, который подошел к ней.
– Он хочет взять «Умирающего человека», – восхищенно выпалил Сэм.
– Только не это! – Голос ее был полон разочарования.
– Он ему понравился.
– Попроси его изменить свое мнение, – взмолилась она. – Я даже не хотела выставлять его. И не выставила бы, если бы мне не надо было чем-то крупным занять тот угол. Больше я в этом стиле не работаю.
– Неважно. Он хочет именно его.
Повернувшись, она сквозь толпу вгляделась в большую фигуру из железа. Она изображала человека, наполовину увязнувшего в земле, который, опираясь на локоть, другую руку прижал к сердцу, лицо его было искажено агонией. Она припомнила подъем, с которым работала над этой скульптурой, но сейчас она казалась ей безобразной.
– Пожалуйста, Сэм, уговори его на что-то еще!
– Только не я. Во всяком случае, не после того, как он сказал мне, что в первый раз увидел схваченный в скульптуре подлинный момент смерти.
– Он в самом деле так сказал? – уставилась она на него.
– Да, – кивнул Сэм.
Она снова посмотрела на статую, пытаясь увидеть в ней то, о чем говорил мастер.
– Ладно, – согласилась она.
– Отлично. Скажу ему, что он может забирать ее.
Наконец, ей выпала удача, в успокоение себе подумала она. Лучше участвовать в большой общей выставке, чем в маленькой. Увидев работу, люди ее уже не забудут.
Так она и стояла с задумчивым выражением на лице, когда ее мать подвела меня к ней. Миссис Хайден коснулась ее руки, и она повернулась к нам. Нора подняла голову, я увидел, что это та девушка, на которую я сегодня обратил внимание в заводском окне.
Я увидел, как глаза ее расширились от удивления, и понял, что она тоже узнала меня.
– Нора, это майор Люк Кэри. Майор Кэри – моя дочь Нора.
3
Война была точильным камнем, который обострял все человеческие желания.
Я смотрел на нее и понимал, что со мной все кончено.
Некоторые девчонки – сущие шлюхи, некоторые – леди, но для каждого мужчины есть одна, которая для него и та, и другая. Я понял это, как только притронулся к ее руке.
Темно-синие, почти фиолетовые глаза, скрытые за длинными тяжелыми ресницами, и густые черные волосы, поднятые вверх и забранные со лба. Матово светящаяся кожа, обтягивавшая высокие скулы, и тонкая, почти мальчишеская фигура с маленькими грудями дополняли представление о ней, которое я никак не мог уложить в четыре правила арифметики. Но это было то, что мне надо.
И я погиб. С концами. На жизнь и на смерть. Отныне и навсегда.
Ее мать отошла куда-то, а я все держал ее за руку. Голос у нее был низким и отличался тем изысканным произношением, которое свойственно девочкам, посещавшим частные школы на востоке страны.
– На что вы так смотрите, майор Кэри?
Я сразу же выпустил ее руку. Мне показалось, что я потерял всякое представление о реальности и мне предстояло колотиться головой о каменную стенку, чтобы испытать удовольствие, когда все прекратится.
– Простите, – пробормотал я. – Я не хотел так глазеть.
– Как вы узнали, где найти меня?
– Я не знал. Это всего лишь счастливая случайность.
– Вам всегда так везет?
Я покачал головой.
– Не всегда.
Я увидел, как ее глаза скользнули по нашивкам на моей куртке. Я знал, что она увидела. Рядом с Пурпурным Сердцем и медалями была такая огородная грядка, что урожая ее хватило бы на рождественскую елку.
– По крайней мере, вы остались в живых.
Я кивнул.
– Думаю, что мне грех жаловаться. Но досталось немало.
– И вы считаете, что удача вас покинет?
Это было скорее утверждение, чем вопрос. Я засмеялся. Эта девушка была не из тех, кто зря теряет время. Она целила точно в десятку.
– Дважды мне везло. И третьего раза не будет.
– Вы боитесь смерти?
– Все время.
Она снова посмотрела на нашивки.
– Я уверена, что они не пошлют вас обратно, если вы им все расскажете.
– Думаю, что нет, – ответил я. – Но делать этого я не буду.
– Почему?
– Потому что прослыть трусом я боюсь больше, чем умереть.
– Должно быть это не единственная причина.
Мне стало как-то не по себе. Она просто давила на меня, и я никуда не мог деться из-под этого пресса.
– Возможно, – признался я. – Возможно, смерть – это как женщина, за которой долго ухаживаешь. И тебя тянет узнать, так ли она плоха или хороша, как ты себе ее представлял.
– И это все, о чем вы думаете? – спросила она. – О смерти?
– Почти два года у меня не было времени задумываться над чем-то еще. – Я посмотрел на статую, которую заприметил, как только вошел в зал, на «Умирающего Человека». Я видел, что ее глаза следят за мной. – Я как тот человек, изображенный в статуе. Каждую секунду своей жизни.