Более-менее приведя себя в порядок, я отправилась в душ. Встав под горячие струи наслаждалась даримыми им ощущениями. Вспоминать о вчерашнем не хотелось. Не было желания вновь и вновь проигрывать слова врача, произнесенные бесстрастным голосом в голове, но если бы это от меня зависело.
Апатия до сих пор владела мной, заставляя мысли лениво и безразлично перекатываться в голове, не оставляя горького послевкусия. Может осознание этого еще и не наступило, но яд вердикта уже был впрыснут под кожу и медленно подбирался к сердцу.
Подобрав скинутое вчера платье, я небрежным жестом закинула его в шкаф, не потрудившись ни расправить его, ни повесить, чтобы не испортить вещь окончательно.
Простых утренних желаний в еде и питье не было. В каждом жесте и взгляде сквозило лишь легкое отупение и безразличие. Но ровно до того момента, пока я не увидела листки бумаги, что веером были раскинуты в коридоре.
'Этой дряни не место в моем доме!' - обожгла мысль, что тут же огненной стрелой прочертила сознание.
Движения стали резкими и быстрыми. Накинув легкий шелковый халат с длинными рукавами на манер кимоно, я в кучу, не церемонясь и не заботясь о сохранности, сгребла лист, изрядно помяв их при этом. Пара шагов, щелчок замка и вот я уже вышла в подъезд. Подойдя к мусоропроводу, я занесла над зловонной чернотой кипу бумаги. Пару секунд я еще смотрела на непонятные закорючки, пока злость вновь не овладела мной. Резко сжав руку, сминая листы, словно стремясь тем самым причинить им наибольший вред, я швырнула ношу и захлопнула крышку.
Я резко выдохнула. Причиной был не мерзкий смрадный запах мусоропровода, а одинокая и глупая мысль, что тем самым я избавилась не только от пачки макулатуры, но и перечеркнула все, что было сказано. И тем самым болезнь, что пожирала мое тело и стремительно приближала конец, отступила. Она была низвергнута и более мне ничего не угрожает.
'Наивная. Наивная, глупая и бессмысленная надежда!' - я обхватила голову руками, усилием воли загоняя вновь подступающие слезы и готовую девятым валом обрушится на меня истерику как можно глубже.
Внимание привлек звук открывающейся на моем этаже двери. Его я не перепутала бы ни с чем, столько раз с надеждой и глупой улыбкой я прислушивалась к нему. Легкий страстный шепот и звуки поцелуев отрезвили, вырывая из плена извечных иллюзий, давая второй шанс истерике прорваться.
Я дождалась пока створки лифта с шумом схлопнутся, а соседская дверь закроется и повернется замок. Пулей проскочив в свою квартиру, я привалилась спиной к двери. Теперь рвущую жилы, переворачивающую внутренности истерику ничто было способно остановить, да я и не пыталась. Еще слишком свежей была рана, слишком сильной боль от потери. Хотя как можно потерять то, что никогда не было твоим. Пусть розовые мечты и детские фантазии были наполнены таким желанным присутствием и убеждали, что это все не просто видения, а вероятностное будущее, реальность от этого не зависела. Чужое мнение и поведение этому было неподвластно. И от этого вновь становилось бесконечно больно.
Наслаиваясь на то, что я узнала вчера, впаиваясь осколками болезненной потери и бесконечной печали, все это впивалось в сердце, царапая его бесконечным количеством острых лезвий, раскалывая голову беспощадной мигренью и отрывая кусочки души.
Я опомнилась, когда мне перестало хватать воздуха. Открыла рот и судорожными движениями стала вдыхать, более всего походя сейчас на рыбу, что резким движением за жабры выхватили из привычной среды.
Умыв разгоряченное лицо, я прошла в комнату и присела за письменный стол. Достав из верхнего ящика тетрадь с позитивной обложкой, на которой на безмятежном пейзаже порхали красивые бабочки, я открыла ее примерно на середине, ровно там, где была сделана последняя запись. Сегодня я решила изменить своему извечному правилу: никогда вновь не читать того, что написано. Не знаю почему. Может виной тому знание, полученное вчера, а может та сцена, которую я невольно подслушала или точнее сказать застала, избавляясь от листов, на которых запечатлен мой неутешительный диагноз, а точнее приговор.
Запись была сделана ровно два месяца назад. В ней сквозила радость осознания и воодушевление предчувствия. Как же я ошибалась. Тупа, слепа, наивна, как котенок, что только появился на свет.
'Надежда умирает последней, первой в прах рассыпается мечта'.
Смахнув появившиеся в уголках глаз слезинки, я все же решила прочесть то, что было написано, пока я еще жила надеждами, когда новые эмоции и чувства насыщали каждую клеточку моего тела предвкушением.