Мэй сосредоточенно запирала дверь. Дортмундер поинтересовался:
– Хочешь бурбона? Или пива?
– Чая. Я сама приготовлю.– Очевидно, очередной рецепт, почерпнутый в журналах, которые она постоянно читала.
– А я пройдусь по бурбону,– решил Дортмундер.– И тоже приготовлю его сам.
Они направились на кухню, включая везде по дороге свет. Дортмундер налил себе бурбона, который выглядел теплым, даже несмотря на плавающие в стакане кубики льда; так часто бывает, когда вы знаете, что питье сейчас согреет вас изнутри.
Мэй ждала, пока заварится чай.
– Пойду в гостиную,– решил Дортмундер, вышел и тут же вернулся, чтобы сообщить.– Он здесь. Я же тебе говорил, помнишь?
Не отрывая взгляд от чая, Мэй поздоровалась:
– Привет, Энди!
– Привет, Мэй,– отозвался Келп, появившийся на пороге. Дортмундер вновь вернулся в гостиную, заметив:
– Мог бы предупредить, что приедешь.
– Зачем, если я уже здесь? – удивился Келп.
– Ну да, ну да.
За плечом у Энди висела кожаная котомка, наподобие тех, что носят солдаты в вестернах. Дортмундер не был уверен, что хочет знать о ее содержимом, но не сомневался, что все равно об этом скоро узнает. Энди поправил котомку, кажущуюся на вид достаточно тяжелой, и заявил:
– Прежде всего я бы выпил пива.
Дортмундер немного подумал, разглядывая стакан в своей руке. С трудом изобразив гостеприимного хозяина, он предложил:
– Может, хочешь бурбона?
– Спасибо за предложение, Джон, но я бы предпочел пиво. Таким образом, каждый остался при своем. Дортмундер уселся в любимое кресло в гостиной, продегустировал бурбон и остался удовлетворен результатом. Энди с пивом вошел следом, плюхнулся на диван, водрузил на журнальный столик котомку и начал ее расстегивать.
– Что бы там ни было, прежде, чем ты ее откроешь, позволь спросить,– сказал Дортмундер.
– Конечно,– кивнул Энди и, оставив котомку в покое, взял банку с пивом.
– Ты кого-нибудь знаешь в Вашингтоне?
Энди отхлебнул пива и начал перечислять:
– Президента. Потом одного сенатора, правда, забыл фамилию. И еще стюардессу по имени Жюстин.
Дортмундер посмаковал бурбон и уточнил вопрос:
– Кого ты знаешь не из гражданских?
Энди посерьезнел.
– Ты имеешь в виду кого-то из нашей профессии? А-а-а, тебе нужен сопровождающий, когда ты соберешься в «Уотергейт»?
– Мэй предполагает, что там может оказаться достаточно добычи, чтобы этот парень не остался внакладе.
– Это точно, судя по прошлому разу. Дай-ка подумать.– Энди отставил пиво и снова занялся котомкой.– Кстати, вот причина по которой я здесь.
– Угу.
Энди расстегнул котомку, вытащил небольшой черный металлический ящик с телефонной трубкой и заявил:
– Мне придется на несколько минут отключить твой телефон.
Дортмундер подозрительно уставился на ящик.
– Это автоответчик? Я же говорил тебе, Энди, что не намерен...
– Нет-нет, Джон, я помню, как ты относишься к современным технологиям.– Ухмыльнувшись, Энди пожал плечами, развел руки и добавил.– И теперь я тебя понимаю. Единственная причина, по которой ты пользуешься автомобилями, состоит в том, что твоя квартира слишком мала, чтобы держать в ней лошадь.
– Это что, сарказм, Энди?
– Нет, что ты! Это – факс. Наверняка ты уже видел подобные.
Это точно. Не одну такую фиговину он оттащил скупщикам краденого. В обычном мире они являлись еще одним способом отправить другому человеку сообщение и получить ответ. Но среди жизненных приоритетов Дортмундера передача сообщений и получение в ответ дурных новостей явно не значились, и поэтому он не видел применения данному устройству в своем собственном мире. Даже если бы у него и был факс, кому бы он мог отправить сообщение? И что в нем написал? И кто бы ответил ему нечто такое, что нельзя было бы сообщить по телефону, письмом или за пивом в «Оу Джей» на Амстердам-авеню?
Тем временем Энди присел на корточки у телефона, выдернул его из розетки и принялся подсоединять факс.
– Ну и зачем он вдруг мне понадобился? – ворчливо поинтересовался Дортмундер.– И сколько времени мне придется его тут терпеть?
– Твое мнение о факсе глубоко ошибочно, Джон. Говорят, это устройство изначально придумали федералы для регулярного обмена информацией, но сейчас оно стало уже не менее рутинным, чем телефон. Минутку.– Энди снял трубку и набрал номер.
– Надеюсь, это местный вызов?
– Не совсем. Алло! Это Энди. Отправляй,– произнес Келп в трубку и повесил ее.
– Не обращай на меня внимания,– вздохнул Дортмундер. Бурбон в его стакане практически закончился.
Не вставая, Энди обернулся к Дортмундеру и объяснил:
– Мне звонил Уолли. У него есть новости, но никому из нас не хочется обсуждать их по телефону. Поэтому он...
Зазвонил телефон.
– Сними трубку. Ты же рядом,– попросил Дортмундер.
– Нет-нет, это Уолли.
Телефон зазвонил во второй раз, и в дверях появилась Мэй с кружкой чая. Она увидела черный ящик и спросила:
– Это еще что?
Внезапно факс издал громкий высокий оглушительный писк, словно целая стая птенцов голубя, одновременно подвергшихся смертельным пыткам. Глаза Мэй расширились, чай в кружке заходил волнами, и она повторила:
– Это еще что?
– Голуби заткнулись – очевидно, сдохли. Ящик весело зажужжал.
– Это факс,– пояснил Дортмундер.– Похоже, это единственный способ, которым отныне предпочитает общаться Уолли.
– Поехало! – воскликнул Энди.
Дортмундер и Мэй в немом восхищении наблюдали, как из ящика начал выползать широкий белый бумажный язык с напечатанными на нем буквами.
Энди по-отечески улыбнулся ящику.
– Напоминает станок по производству макарон, правда?
– Ага,– с трудом выдавил Дортмундер.
Белая бумага, сворачиваясь в свиток, подобно папирусу, продолжала медленно выползать из ящика. Наконец, она остановилась, раздался дребезжащий звонок, и Энди нагнулся, чтобы оторвать лист. Выпрямившись, он прошествовал обратно к дивану, уселся, отхлебнул пива, развернул факс (в этот момент он напоминал глашатая, объявляющего о прибытии в королевство герцога из Карпат) и зачитал:
«Дорогие Джон, Энди и мисс Мэй...».– Он прервался и с улыбкой заметил.– Какой вежливый парень этот Уолли!
– Он – чудесный человек,– заявила Мэй и присела. Но, как подметил Дортмундер, она оставалась напряженной, сидя на краешке кресла и сжимая чашку с чаем обеими руками.
Энди вернулся к оглашению воззвания, или как еще это там называлось:
«Мне удалось скачать информацию из внутренней сети «ТрансГлобал Юниверсал Индастриз», личной холдинговой компании Макса Фербенкса. Его планы изменились. Вместо Найроби он летит обратно в Нью-Йорк».
– Хорошие новости,– произнес Дортмундер с легким удивлением, как другой на его месте воскликнул бы: «Смотрите! Единорог!».
«Он собирается прибыть завтра вечером...».
– В среду,– уточнила Мэй.
– Точно. «... потому что на четверг назначена его встреча с судьей по поводу Главы 11.
В пятницу он уедет в Хилтон-Хед, а затем вернется к своему прежнему графику».
– Он собирается провести здесь две ночи,– заметил Дортмундер, позвякивая льдом в пустом стакане.– Где именно?
– Сейчас узнаем,– заверил Энди и продолжил чтение.– «В Нью-Йорке Фербенкс вместе с женой Лютецией остановится в театре «Н-Джой» на Бродвее. Надеюсь, что смог вам помочь. С искренним уважением, Уоллес Нурр».
– Где? – потрясенно переспросил Дортмундер.
– В театре «Н-Джой» на Бродвее.
– Он остановится в театре?!
– По крайней мере, это не Вашингтон, Джон,– вмешалась Мэй.– Это – Нью-Йорк.
– А ты его отлично знаешь.
– Несомненно. Лучше всех. Парень живет в театре. Конечно, ведь все в Нью-Йорке живут в театрах, разве нет?
16
Хотя двумя столпами, на которых зиждилось могущество «ТЮИ», являлись недвижимость (дешевое жилье, офисные здания и отели) и средства массовой информации (газеты, журналы и кабельное телевидение), с самого начала своего существования компания старалась запускать щупальца и в другие области бизнеса. В последние годы недвижимость и СМИ переплетались все больше, принося обоюдную пользу при создании парков развлечений, покупке киностудий, переоборудовании заброшенных причалов и разрушенных городских зданий в туристические центры. Наиболее ярким примером таких взаимовыгодных связей стало строительство театра на Бродвее.